Клятва королевы - К. У. Гортнер

Оставшись одна, я сломала печать на первом письме из стопки. В мерцающем пламени свечи передо мной возникли написанные неровным почерком строчки:

Милая моя сеньорита, получив ваше письмо, я с трудом удержался от желания оставить мою страну и борьбу моего отца против французских волков, чтобы бежать к вам. Я не могу ни спать, ни есть; думаю только о вас и о том, как вы сражаетесь с собственными волками при дворе вашего брата, которые пытаются подавить ваш дух. Но поскольку я не могу быть с вами, чтобы пронзить мечом сердца всех тех, кто желает вам зла, скажу лишь одно: в глубине души я знаю — вы намного храбрее, чем даже сами полагаете. Вы должны противостоять браку, который вам предлагают, ибо милостью Божьей мы с вами вновь встретимся, чтобы понять, связаны ли мы одной и той же судьбой…

Я замерла, не в силах пошевелиться.

Фернандо меня не забыл. То был ответ на мое полное страданий письмо, отправленное больше года назад из Мадрида, когда я ждала приезда Хирона. Каким-то образом Фернандо понял, что не стоит рисковать, посылая письмо напрямую, и отправил его в монастырь матери. И останавливаться на этом он не стал. Я продолжала читать другие его письма при тусклом свете свечей в сгущающейся ночи, в обществе лишь дремлющего у ног пса Альфонсо. Меня потрясло, сколь многое знал принц Арагона обо мне, находясь столь далеко. Его извещали обо всех событиях моей жизни с тех пор, как мы виделись в последний раз, даже в дни сто собственных испытаний, о которых он повествовал откровенно и без прикрас, что лишь свидетельствовало о силе духа.

Мать его в конце концов умерла после долгой и страшной болезни. Едва они с отцом успели ее оплакать, им снова пришлось отправиться на войну с вероломными французами. Хотя тогда Фернандо не исполнилось еще и четырнадцати, он возглавил войско против короля Луи, защищал спорные пограничные графства Руссильон и Сердань и поднимал солдат на отважную борьбу против захватчиков. Оказавшись в серьезном меньшинстве, он проиграл сражение. Теперь же, когда казна Арагона была разорена, народ близок к мятежу, а французы вгрызались в королевство подобно алчным волкам, каковыми они в душе и являлись, Фернандо приходилось укреплять границы, обороняясь от дальнейших нашествий и все это время борясь с нарастающей слепотой отца, которая если не по титулу, то по сути делала принца правителем сражающегося королевства.

Мы позвали еврейского врача, — писал он, — знакомого с мавританским искусством целительства, о котором мы слышали чудеса. Говорят, будто врач этот однажды излечил калифа Гранады от того же недуга, что и у моего отца; будто он может творить чудеса по удалению катаракты. Он выразил уверенность, что зрение отца можно улучшить, однако это опасная процедура, требующая четырех хирургических операций, и я беспокоюсь. Отцу уже шестьдесят с лишним, он ослаб душой и телом после смерти матери, однако настаивает, что это нужно сделать. Говорит, что не хочет быть слепым стариком в день, когда мы с вами обвенчаемся.

Я улыбнулась, читая эти строки, — это было так на него похоже. В каждой строчке каждого письма содержалась непоколебимая вера, что в конце концов он добьется своего. И каждое письмо, словно подчеркивая этот факт, заканчивалось одними и теми же словами:

Будьте смелой, Изабелла. Ждите меня.

Лишь дочитав последнее письмо, я поняла, что провела за чтением всю ночь. Темнота вокруг уже рассеивалась, свечи погасли, кроме одной, которую я несколько раз зажигала снова, обжигая пальцы. Когда она превратилась в лужицу расплавленного воска, я положила шкатулку на колени и закрыла глаза, представляя себе смеющегося, полного неудержимой энергии мальчишку, с которым мы ненадолго встретились в Сеговии. Теперь он стал мужчиной, которого я не знала, — как я могла считать его столь неотъемлемой частью самой себя? Как бы ни пыталась убедить себя, что поступила глупо и чересчур сентиментально, доверив свое будущее самонадеянному обещанию, неотразимой улыбке и стихийному танцу, я понимала — он многому меня научил. Показал мне, что я могу довериться собственным инстинктам и идти собственным путем. А инстинкты подсказывали, что, несмотря на расстояние и множество ожидающих нас испытаний, в этом мире нет никого более подходящего, чтобы разделить со мной жизнь.

Что бы ни случилось, Фернандо Арагонский и я были предназначены судьбой друг для друга.

Ранний снег падал с затянутого свинцовыми тучами ноябрьского неба, укутывал плоскогорье холодной белой мантией. Я всегда любила начало зимы, забывая, что пронизывающий холод рано или поздно станет столь жгучим, что от него словно замерзает дыхание в легких. Хотя и казалось, что мы избежали опасности, вернулись к прежней мирной жизни, это была лишь иллюзия, которая, как я опасалась, рисковала рассеяться раньше, чем кто-либо мог предполагать.

И все же мы наслаждались свободой, каждый день седлали лошадей и отправлялись на прогулку с доном Чаконом, который рассказывал нам, как он всегда оставался рядом с моим братом, несмотря на все попытки Вильены от него избавиться.

— Архиепископ Каррильо — человек, которого можно уважать, — сказал Чакон, яростно сверкая черными глазами на бородатом лице. — В конце концов, его задача как священника — наблюдать за благополучием инфанта. Но маркиз — настоящий дьявол; он делал все возможное, чтобы совратить Альфонсо. Однажды ночью даже попытался залезть к Альфонсо в постель. Вот только я лежал рядом на полу на матрасе с кинжалом в руке — видели бы вы его физиономию, когда он о меня споткнулся!

Я взглянула на Беатрис. После всего, что мы видели во дворце, подобные откровения насчет Вильены никого не удивляли. Я и раньше подозревала, что он пытался оказывать давление на Энрике, а теперь поняла, каким образом.

— Впрочем, — продолжал Чакон, — по словам его высочества, это уже не в первый раз. Судя по всему, Вильена и его брат Хирон мало чем отличались от мавританских любителей мальчиков. Я бы сказал, это просто отвратительно; нужны ли еще какие-то свидетельства, что оба они прокляты?

Он сплюнул на землю и немного помолчал, покраснев.

— Простите меня, ваше высочество, — пробормотал смущенно. — Кажется, я отвык от женского общества.

Я ободряюще улыбнулась:

— Понимаю. Ваша преданность моему брату достойна похвалы, дон Чакон. Ему повезло, что рядом с ним были вы.

— За Альфонсо я готов умереть. Как и за ваше высочество. Для меня вы с братом всегда на первом месте.

Когда он пустил лошадь галопом, догоняя увлекшегося охотой брата, Беатрис спросила:

— Все еще сомневаешься, что Бог покарал Хирона за его дурные привычки?

— Нет.

Я посмотрела на Альфонсо, который развернул лошадь. Чакон последовал его примеру. Альфонсо быстро поднял лук и выстрелил, сбив в прыжке застигнутого врасплох зайца.

— Но это не значит, что зло умерло вместе с ним. Вильена все еще жив и полностью управляет Энрике.

— Потому ты в последнее время столь молчалива? Беспокоишься за Альфонсо?