Однажды была осень - Марина Полетика

— А я вот не знаю, что мой Андрюшка обо мне думает, — вздохнула Лина.

— Чего ему думать-то? — возмутилась Лариса. — Ты красавица, умница, теперь вот у тебя и работа такая интересная есть. А то я все жалела тебя.

— Меня? Жалела? С чего вдруг? — несказанно удивилась такому повороту Лина.

— А как же иначе? Пацанам ведь хочется, чтобы родителями погордиться можно было, похвастаться, — пояснила Лариска. — По жизни вроде как они тебя в грош не ставят, а сами гордятся втихомолку. Ты, пока дома сидела, сама скучала, и ему с тобой скучно было. А сейчас небось он от тебя по вечерам не отходит, пока ты ему все не расскажешь?

— Да мы и не видимся почти, — вздохнула Лина. — Я поздно прихожу, он сам по себе. Взрослый уже.

— Так это, Галь, без разницы, сколько лет нашим детям, — вдруг вступил в разговор Анатолий. — С ними все равно разговаривать надо. Лариска правильно говорит: они и ершатся, и грубят, и кочевряжатся, а ты все равно с ними разговаривай, хвали, про себя рассказывай, интересуйся. Им без этого никак. Я вот в детдом хожу с Валей, так, знаешь, насмотрелся… У них там все есть: и еда, и игрушки, и компьютеры — а им просто поговорить хочется, и чтоб ты только его слушал и никуда не торопился.

— Это да… — вздохнула Лариска, подсела поближе к мужу и потерлась щекой о его плечо. — Ты у меня просто золото, Толечка.

Лина вдруг подумала, что если она сейчас встанет и уйдет, то они вздохнут с облегчением и без помех окунутся в свой маленький уютный автономный мирок, где не нужны посторонние. Им хорошо друг с другом, и никто им не нужен. А ее, наоборот, домой не тянет. И Андрея, кажется, тоже. Не говоря о том, что ее дорогой супруг, похоже, и вовсе живет на два дома. И посидеть вот так, в маленькой кухоньке, от тесноты почти касаясь друг друга, им ни фига не светит. Наверное, правильно Лариса ее жалеет. И Плюсика она сегодня так и не увидела. Куда он, черт возьми, провалился?!

Лина приехала домой уставшая и злая на весь мир. Сергея дома не было. Андрюшка играл в стрелялки и, когда она заглянула к нему в комнату, приветственно помахал матери рукой, но от дальнейшего общения отказался. Лина не настаивала, ей хотелось одного — побыстрее лечь спать. Однако, уже лежа в постели, она все-таки не удержалась от ставшего почти ежевечерним ритуала: достала подаренную Плюсиком тетрадь, чтобы поделиться впечатлениями дня. Это не было дневником в привычном смысле слова. Ленясь записывать даже значимые события и размышления, Лина оставляла на листках только отдельные слова, рисунки и загогулины, в итоге получалось некое подобие криптограммы. По большей части она с тетрадкой разговаривала. Со стороны могло показаться — сумасшествие. Но это только со стороны. Вот и на этот раз она написала слово «Валя», поставила несколько восклицательных знаков, нарисовала большой жирный плюс, кривую недовольную мордочку, потом солнышко и так далее, сопровождая эти упражнения примерно таким текстом в устном исполнении:

— Ну и куда ты подевался, скажи, пожалуйста? Ты что, не понимаешь, что я для тебя подстриглась? А ты ничего не сказал, не увидел. Твоя Рада говорит, что ты рыжий клоун, и еще она говорит… впрочем, это все глупости. Неужели я опять должна звонить и просить тебя приехать? Неужели ты ничего не слышишь и не понимаешь? Не верю! Валечка, я по тебе измучилась! Я соскучилась по тебе, по празднику, по солнышку, с тобой каждая минута — в радость, мир становится светлее. И проще. Приходи, пожалуйста, завтра, хорошо? Я буду очень ждать…

Когда утром Лина, зевая и потягиваясь, вышла на кухню, то спросонья она долго не замечала вытаращенных глаз мужа, который неотрывно следил за ней.

— У меня что — вся спина белая? — сонно удивилась Лина. — Чего ты на меня так смотришь? А Андрюшка где?

— Он уехал на школьном автобусе, а я сейчас в аэропорт, мне надо на пару дней…

— Бедненький, опять командировка? — не дослушав, посочувствовала Лина. — Конечно, поезжай, раз надо.

— Это все?

— А что? — искренне удивилась Лина. — Я должна изобразить картину не помню кого из передвижников под названием «Не пущу»? С чего вдруг?

— Я стрижку имею в виду, — холодно пояснил Сергей.

От его интонации Лина проснулась, как от вылитого на голову стакана холодной воды.

— Что — стрижка? Надоело мне с длинными. Всем нравится. Мне на работе все до единого сказали, что так мне очень хорошо, — зевнула Лина, присев рядом с шипящей кофеваркой. — Женщина должна меняться время от времени — разве нет?

— Ты похожа на… на пуделя! Терпеть не могу стриженых баб. И ты прекрасно об этом знаешь, — отчеканил Сергей. — Ты мне назло подстриглась.

Лина оторопела, забыв про кофеварку. Никогда раньше муж с ней так не разговаривал.

— Совсем уже на своей работе! Осталось сшить революционные красные шаровары — и вперед. Как там у Булгакова? Вы мужчина или женщина? А какая разница, товарищ? — Он хотел добавить что-то еще, но, покачавшись с носка на пятку, передумал и вышел из кухни.

Лина не хотела плакать и сдерживалась изо всех сил, но слезы сами потекли из глаз. Она все-таки налила себе кофе и стала пить, не чувствуя вкуса. Через несколько минут Сергей заглянул на кухню, уже одетый и с дорожной сумкой в руках. Посмотрел на Лину. То ли почувствовал укол совести, то ли не захотел уезжать, не завершив конфликтную ситуацию (что ни говори, а он был достаточно опытным управленцем), но он подошел к жене и погладил ее по голове. «Как тогда Лариса Толика, — подумала Лина. — Только совсем по-другому».

— Ладно, не реви, — как можно мягче сказал он. — Отрастет же.

…Вообще-то полагалось сказать — не плачь, я тебя все равно люблю, со стрижкой или без, блондинку или лысую, толстую или стройную. И не по голове погладить, а обнять, прижать, успокоить. Вытереть слезы и поцеловать. Лина и Сергей подумали об этом одновременно — но каждый про себя. А вслух он сказал:

— Ну, пока! Я буду звонить!

— Пока! Звони, — ответила Лина, ей тоже ничего больше говорить не хотелось.

День прошел без происшествий, если не считать того, что после обеда за Алисой явился сам хозяин, которого Лина до сих пор не видела. Он относился как раз к «резидентам» Карасьего озера, к которым надлежало относиться с особой предупредительностью. Обычно за Алисой приходила очень приятная молодая женщина Мария, которую язык не поворачивался назвать домработницей, скорее уж на английский лад — экономкой. С Алисой у них были отличные отношения — ровные, без придыхания.

Хозяин Алисы, щуплый лысоватый мужчина в мятом костюмчике от «Billionaire» (в Милане Лина хотела купить такой Сергею, но он, узнав цену, поднял жену на смех), заявился без предупреждения в неурочное время — около четырех. Он был мрачен и неприветлив. И без обиняков пояснил Лине, неприязненно глядя на нее снизу вверх:

— Хочу посмотреть, что тут у вас и как. Две тыщи в день плачу, имею право знать, за что, — голос у него был под стать комплекции — тонкий, почти визгливый.