Каникулы с невидимкой - Валерий Гусев

Работа затянулась. Дом был большой, в нем много было всяких закоулков. И тайников. И все их постепенно находили сотрудники милиции. Доставали из них всякие дорогие вещи, деньги, документы. Описывали их, составляли протоколы.

Но главные заначки Карлсона никак не могли найти. По оперативной информации, за все время своей преступной деятельности группа Карлсона наворовала очень большие суммы. Но вот где они?

Осмотрели и «обработали» весь первый этаж и весь подвал. Даже в нашу дырку слазили. Вдруг Лаборант второпях и в радости схватил первый попавшийся мешок, а там этих мешков еще полно осталось. Но все впустую. Да и не стал бы опытный жулик Карлсон всю добычу в одном месте прятать.

На втором этаже нашли Бабу Ягу. Она сидела на полу, обхватив мешок и приговаривая:

– Это мое. Это все мое.

Ее оставили на время в покое. Только врач сделал успокаивающий укол. И вообще, решили прерваться до утра. Все уже сильно устали.

Отвезли по домам сонных понятых, и вся группа тоже уехала до завтра. А мы остались ночевать в тереме.

Мы с Лешкой сходили в разрушенный ангар за дровами и растопили камин, потому что в доме стало еще холоднее. Даша нажарила штук восемь яичниц, мы их съели и разбрелись по кроватям.

Вася улегся в холле, на диване. Даша устроилась в той же комнате, где она жила раньше. И мы - тоже в бывшей «своей». Только притащили из подвала раскладушку для Майского.

– Я к ней привык, - объяснил он. - На ней ко мне приходят плодотворные идеи.

Но сегодня ночью они, похоже, к нему не придут. Потому что он, как только сел на раскладушку, чтобы разуться, так сразу и уснул. В одном ботинке. Как Карпухин.

Алешка с папой тоже мгновенно вырубились. А я еще успел о чем-то подумать и послушать, как бормочет в своем спортзале Баба Яга:

– Это все мое. Никому не отдам. А вас никто не спрашивает…

Мне опять стало грустно, и я поскорее уснул.

Утром все началось сначала. Работали теперь на втором этаже и на пыльном чердаке. Но без особого результата.

Папа попытался допросить Бабу Ягу, но из этого ничего не получилось. Видно, она теперь по-настоящему сошла с ума.

Он вызвал психиатров, они ее стали расспрашивать, опять сделали ей укол. Но она ничего не слушала, ничего не отвечала. Сидела на мешке Майского и, обнимая руками новенький боксерский мешок, подвешенный к потолку, бормотала все то же: никому не отдам, никто не спрашивает.

– Нужно отправлять ее на экспертизу, - сказал следователь. - Похоже, она и в самом деле невменяема. Но проверить надо.

За Бабой Ягой пришла машина. Но она никак не хотела расставаться со своими мешками.

– Да пусть забирает с собой, - сказал врачам следователь. - Деньги фальшивые, документы на них мы оформили, потом заберем. Вы только, когда она успокоится, уберите их в сейф.

И Баба Яга уселась в машину с мешком Майского на коленях. Мелькнуло за стеклом ее некрасивое лицо, и затихло ее однообразное бормотание.

– Мне ее жалко, - сказал Алешка.

– А мне не очень, - признался я. - Она ведь от жадности с ума сошла. И, вообще, я считаю, что все преступники ненормальные.

– Есть такое научное мнение, - подошел к нам папа. - Нормальный человек не может сознательно причинять людям зло.

– Значит, их надо лечить? - спросил Алешка.

– Надо. Только еще никто не знает, как.

– Кочергой, - сказал я.

День клонился к вечеру. А работа шла к концу. Уже и ангар весь переворошили, и мастерскую. В ангаре, кроме дров, которые пришлось перетаскивать с места на место, старых ведер и садовых инструментов, ничего не обнаружили. И в мастерской, кроме инструментов и ободранных до нитки кузовов, тоже ничего не нашли. Впрочем, как раз кузова и были важными вещественными доказательствами. И с ними занимались эксперты. А вот денег-то и не было нигде.

В общем, стало скучно. Мы с Лешкой бродили по дому, искали, чем бы развлечься. Забрели в спортзал.

Алешка показал мне, как надо стучать в боксерскую «грушу» руками и ногами. Только головой не стал. А потом перешел к длинному кожаному мешку и повторил все упражнения и приемы, которым научила его Баба Яга.

Получалось у него здорово. Он скакал, как бодливый козленок. Мне понравилось, я даже пожалел, что не стал заниматься. А он вдруг остановился как вкопанный, уставился на мешок и задумался. И хохолок на его макушке стал приподниматься. Это у него всегда признак сильного волнения. Глаза нараспашку, и хохолок торчком.

Потом он повернулся ко мне и спросил:

– Дим, смотри, а ведь этот мешок совсем новый.

– Ну и что?

– Да висит-то он здесь давно.

– Ну и пусть висит. - Уж это меня совершенно не беспокоило.

– А зачем он тогда висит, если на нем не тренируются?

Ага, тут я кое-что начал соображать. Ведь Баба Яга этот мешок тоже обнимала: это мое, это мое…

И мы позвали папу. Он сразу все понял, постучал по мешку кулаком.

– Зовите сюда понятых и экспертов! Быстро!

Мы слетели вниз, передали папину просьбу.

В спортзал пришли все нужные люди. И ненужные - тоже.

Эксперты осмотрели мешок, даже, мне показалось, обнюхали его. Спустили на пол, уложили, как громадную колбасу. Сейчас нарезать начнут.

Но они не спешили. Опять стали осматривать, обнюхивать. Потом перекатили на другой бок, переглянулись и покивали друг другу. И тогда один из них достал из чемоданчика что-то вроде скальпеля и, вздохнув, начал подпарывать шов. Не спеша, аккуратно.

Потом они отвернули кожу в разные стороны. Словно брюхо у кита распахнули.

Под кожей было что-то, похожее на толстые упругие нитки.

– Конский волос, - определил один вполголоса.

– Шуруй, - сказал другой.

Первый запустил руку в брюхо мешка и стал там шарить.

– Есть, - спокойно сказал он и вытащил пачку долларов. И еще одну.

А дальше так и пошло. Мешок худел, а куча денег на полу росла.

– Во наработал! - сказал понятой из соседней деревни.

– Наворовал, - поправил его водитель Вася.

– Эх, Лаборант не знал, - усмехнулся Майский. - Тоже с ума бы сошел.

Наконец мешок опустел, от него только оболочка осталась и комок набивки.

Деньги стали пересчитывать, переписывать, оформлять.

А папа сказал нам:

– Все, ребята. Теперь и без нас управятся. Поехали домой. Заводи, Вася.

Мы попрощались со всеми и сели в машину. И когда отъехали немного, я обернулся и посмотрел на этот дом, который, надеюсь, видел в последний раз.