Дерлямбовый путь Аристарха Майозубова - Артем Валентинович Клейменов

спать и лучше не спрашивай в каком статусе, — глядя в глаза Ники, задиристо улыбнулся Майозубов.

— Но я не хочу быть шлюхой, я хочу быть Музой!

— Тебе же хорошо со мной, Ника?

— Да, Аристарх.

— Тогда какая разница?

— Муза звучит куда приличнее.

— Приличия — это весьма сомнительные правила выдуманные кем-то и когда-то, а в настоящий момент, ты пьёшь вино прямо из бутылки, рядом любовник, тебе от этого хорошо и, что немаловажно, «какой-то девушке» сейчас, вообще, плевать на то, что как звучит и выглядит.

— Так-то всё сходится, но мне хочется хоть что-то для тебя значить.

— Поверь, все женщины, которые у меня были, что-то да значили, иначе бы ничего не было.

— Знаешь, мне кажется, что таким образом, ты просто отгораживаешься от серьёзных отношений, ведь нормальной женщине невозможно быть ни вечной Музой, ни вечной шлюхой.

— Вроде, ты всё правильно говоришь, но я поэт и мне нужна определённая свобода, чтобы оставаться поэтом.

— А я думаю, что это просто страх ответственности.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ну страх взять ответственность за другого человека или, например, семью…

— А вот тут, как раз всё наоборот, безответственно что-то обещать, ведь поэты живут недолго, ну максимум лет тридцать, тридцать пять.

— А как же Евтушенко, ему сейчас где-то под восемьдесят…

— Во-первых, он давно и не поэт, а преподаватель, для пишущих ковбоев из США, а во-вторых, он не живёт, как поэт, да и, вообще, по мне он даже больше политик и общественный деятель.

— Ну, это твоё мнение, есть и другие.

— Думаешь? Хорошо, тогда прочти мне любой его стих… Чур, в интернет не лазить!

— Я не знаю его стихов…

— Вот это тебе и ответ на вопрос, кто он на самом деле, а Евтушенко, между прочем, жил в самые удачные для поэзии годы, тогда, когда люди ждали стихи, как зарплату, взахлёб читали новинки и слушали поэтов со сцены.

— Так, может, я просто жертва плохого образования… Ну какой с меня спрос?

— Да ладно прибедняться, я сильно удивлён, что ты, вообще, знаешь, кто это. Вот тебе, кстати, экспромт по теме:

Поэта жизнь не дольше ночи,

Короче пламени свечи,

Забыт он, проклят, опорочен,

Червями зависти источен

К земле на веки приколочен

Табличкой с надписью — «Молчи»…

— Как-то уж совсем грустно у тебя получилось.

— Брось говорить про грусть, в жизни поэтов есть и свои плюсы — их девушки любят, — игриво улыбнулся Аристарх, но какие бы речи за свободу и Муз им бы не озвучивались, гений понимал, что по сути Ника права, он действительно убегает от отношений. Хотя правда состояла и в том, что поэт — певец страсти, а долгие отношения — всегда больше, чем просто страсть. Очевидным оставался и убийственный аргумент про то, что, когда из жизни поэта уходит страсть, тот моментально теряет дар, становясь посредственностью, а ведь совсем не хочется превратиться «свадебного генерала» от поэзии. Майозубову претила сама мысль, что он будет сидеть на каком-нибудь мероприятии с умным лицом и пустыми глазами.

Аристарх смотрел на наслаждающуюся вином Нику и почему-то вспоминал Эвелину. Обе девушки по-своему прекрасны, но Эвелина знала его тайну и по этой причине их связывало нечто общее. Гений задумался и вдруг понял, что тот памятный «прыжок» в две тысячи двадцатый год — действительно настоящий подарок и он теперь вовсе не одинок в этом мире. В общем, получалось, что Бориска, когда утверждал про сделанный им подарок, был абсолютно прав.

Глава одиннадцатая. Спор о либерализме.

Ника испытывала невероятный прилив сил от ощущаемой наполненностью свободой, её словно бы что-то отпустило и стремительно понесло навстречу неизведанному и дело даже не в удивительно вкусном вине, красивом виде на канал или каком-то всеобъемлющем спокойствии, просто что-то поменялось внутри, причём быстро и незаметно, подарив возможность расслабиться и наслаждаться обычными вещами. Такого с ней ещё никогда не происходило, потому что всегда существовали какие-то важные цели, необходимые дела и муторные обязанности, всегда доминировало ключевое слово «надо». Всё это дико выматывало, но по итогу позволило получить статусного мужа, кучу полезных связей и завистливые взгляды подруг, а зависть подруг — лучший показатель успешности и обречённое признание твоего тотального превосходства.

Впрочем, у несомненного внешнего благополучия присутствовала и обратная сторона — частые измены мужа сильно унижали, взращивая болезненное чувство собственной неполноценности, именно поэтому она с утра до вечера занималась внешностью, знала последние тенденции моды и была самой придирчивой клиенткой популярного салона красоты. Супруг делал блестящую карьеру на ниве протестной политики, жил так, как ему хотелось, не считаясь ни с кем и ни с чем. Его капризное эго постепенно убило зачатки романтических чувств Ники, но оставило устойчивое понимание правильности и нужности столь выгодного брака, а измены, как оказалось, можно и пережить… В целом, и его и её всё устраивало, и они неплохо сосуществовали, умело создавая правильную картинку умилительного семейного счастья. Да, иногда приходилось врать и притворяться, но в итоге — это стало совсем необременительной привычкой и вполне приемлемыми правилами игры. Нике казалось, что во всех успешных семьях отношения строятся именно так. Ну и плевать на периодическую нервотрёпку и отсутствие любви, в конце концов, можно привыкнуть и на колу сидеть, если это надо или выгодно.

— У меня странное чувство, Аристарх, мы провели совсем немного времени, а я стала намного свободнее и увереннее, несмотря на твои дурацкие рассуждения о Музах и шлюхах.

— Может, это всего лишь хороший секс?

— Да вряд ли, мне и с мужем не так уж плохо… Думаю, всё дело в том, что с тобой совсем не нужно врать и кого-то из себя строить, от этого всё чувствуешь как-то иначе.

— И то хлеб, — безразлично зевнул поэт.

— Аристарх, какой же ты хам, я же душу изливаю, а ты, как будто, пытаешься поддеть и как тебя только терпят.

— Так же, как и ты, я же очаровашка…

— Да уж, очаровашка… Хамло ты! Вот, как ты мог сказать, что тебе хочется меня трахать только потому, что мой муж, цитирую: долбаный либерал.

— Так это правда, моя фишка — трахать либерализм во всех видах, да к тому же ты не первая, кому я подобное говорил. Мне даже стало казаться, что девушек подобное заводит.

— Просто прыгаю от радости, что я не первая и почему же тебе, кстати, так либералы не нравится?

— Ника, ты серьёзно? Ты действительно хочешь про это поговорить?

— Я открыла вторую бутылку и могу себе позволить говорить о чём угодно!

— Ну вторая бутылка,