Метро 2033. Слепящая пустота - Валентин Леженда

Движение юсмалиан распространилось по просторам великой страны и получило большое количество последователей, преимущественно молодых людей. Символической одеждой верующих стали белые балахоны, что тоже восходило к книге святого Иоанна: «…сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли?.. это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца…».[4]

Через пару лет церковь претерпела сильные гонения. Мария Дэви Христос и Юоанн Свами оказались за тюремной решеткой. Из застенков Матерь Мира призвала своих адептов прекратить служение, за что ее спустя четыре года после ареста освободили. Она сменила имя и пересмотрела суть вероучения. Ее главный пророк, отсидев в тюрьме семь лет и выйдя на свободу, и вовсе отрекся от прежних «заблуждений».

Однако остались люди, верные «старой» вере. Среди них и один из десяти первых «апостолов» Марии Дэви и Юоанна Свами, Навуфей, ставший главой харьковской общины юсмалиан и принявший сан «архангела». До Катастрофы адепты Белого Братства особо не светились, проводя тайные обряды на квартире у Навуфея, находившейся в доме № 5 по проспекту Правды. Помещение было большим и просторным, так что места всем хватало.

После бомбежки часть дома, в том числе и жилище святого мужа, сохранилась, доказав неверным силу и справедливость учения ЮСМАЛОС. Архангел Навуфей не преминул воспользоваться этим, организовав на руинах форт-резиденцию Белого Братства, через некоторое время взявшую под контроль и близлежащую станцию метро Госпром.

Держал святой отец паству, что называется, в ежовых рукавицах. Не зря же в юности окончил военное училище, а затем и Говоровскую академию.[5]И не случайно окружил себя апостолами — своими же бывшими сослуживцами. Народ военный, дисциплину знает и умеет вбивать ее в головы подчиненных.

О страхе Божием отец Навуфей тоже не забывал — сильное средство он в умелых руках. Еще Иисус говорил, что бывает «много званых, но мало избранных». Нужно постоянно блюсти чистоту рядов паствы, вовремя отделяя овец от козлищ. И архангел со своими апостолами рьяно пропалывал грядки, выискивая сорняки. Не приведи господь кто слово худое о пастыре или его ближнем окружении скажет, усомнится в их миссии или в самой вере. Такого сразу же брали на заметку и своевременно принимали жесткие и решительные меры.

Где-то раз в полгода устраивались торжественные богослужения, на которых часть паствы добровольно принимала мученический венец, уподобляясь Агнцу, кровью которого должны убеляться белые одежды остальной братии. Понятное дело, что жертвы назначались из недовольных. Да и с «добровольностью» не все так гладко было. Многие догадывались, что разгадка поведения обреченных, смиренно идущих под жертвенный нож, кроется в напитке, подносимом мученикам незадолго до смерти. Однако проверить предположения не пытались. Да и как тут сомневаться, если чашу с напитком избранным подносил чистый телом и душой отрок, который и выступал в ритуале последней, искупительной жертвой.

С недавнего времени подобные службы участились. Теперь их стали проводить едва ли не раз в две недели. А все потому, что братия прогневала Создателя своим безверием и грехами. Наслал Господь кару в виде гигантского двуглавого змия, поселившегося в переходе между Госпромом и Университетом. Университетовцы-то вовремя спохватились, да и подорвали выходы из перехода на свою станцию. Тем паче, что особого мира с соседями у них не было. А Белое Братство замешкалось и теперь подвергалось нападениям монстра. Вот совет старейшин после долгих раздумий и решил не закалывать жертв ножом, как прежде, а посылать их сражаться со змием. Коль победят — честь им и хвала, а нет — пожертвуют жизнями ради веры святой и братии: сытый аспид пару дней не проявляет никакой активности, переваривая пищу.

Паства, конечно, роптала, требуя извести гадину с помощью оружия, но архангел Навуфей разводил руками, дожидаясь знака небес. На все, дескать, воля Творца, и ни один волосок с головы человека и даже чешуйка со змеи не падает без согласия Его.

А недавно приключилось архипастырю видение. Будто бы некий отрок юный о золотых власах, ликом светел и прекрасен, должен того змия истребить. Точь-в-точь как у пророка Исайи: «И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи».[6]

Во все концы харьковской подземки разослали братьев с описанием примет того дивного отрока. И награду объявили великую тому, кто доставит подходящего по описанию ребенка или хотя бы укажет место его нахождения.

И вот чудо-дитя, вроде, наконец-то нашлось.

Сбудется ли пророчество? От Бога ли или от лукавого было видение архангельское?

Церемония покажет…

* * *

Разумеется, Данька всего этого не знал. Никто ему не говорил ни о том, к кому именно попал он в руки, ни в каком ритуале предстоит вскоре участвовать. Его досыта накормили и напоили, заставили пройти какое-то «омовение», на его взгляд мало чем отличающееся от обыкновенного купания. Разве что тем, что девица, помогавшая парню мыться, натерла его неким остро пахнущим составом, от которого кожа запылала огнем, а глаза начали слезиться и чесаться.

И вообще, может, ему неудобно, что его, как маленького, купали. Причем девушка оказалась всего лет на пять или шесть старше самого Данилы.

После купания мальчику вернули старую одежду, велев надеть поверх традиционный здесь белый балахон. На сей раз точно белый, а не сероватый, как у большинства. На волосы возложили какой-то дурацкий венок из колючек, едва не царапающих кожу. Потом, натянув на голову черный мешок и схватив с обеих сторон под руки, куда-то потащили. Шли не очень долго. А когда Даню освободили от мешка, то он увидел, что и впрямь находится в метро. Значит, странный голос, услышанный во время беспамятства, не соврал.

Станция Госпром напоминала старинный склеп. Очень длинный и мрачный. На полу серая мраморная плитка, такой же, только отполированной до зеркального блеска, облицованы традиционные для подземки массивные колонны. И везде преобладают ломаные линии. Они начинались вверху колонн и переползали на потолок, тоже какой-то уступчатый, нервирующий. Только перроны у туннелей выглядели чуть веселее. Наверное, из-за того, что стены облицованы разноцветной плиткой — черной, белой, серой и голубой. Бронзовые буквы надписей «Держпром» частично отвалились, но украинское название станции читалось, потому как на месте пропавших букв остались повторявшие их темные контуры.

У мраморных ступеней толпились люди, одетые в белые балахоны. Мужчины, женщины. Старые и молодые. Молодых больше.

Детей не наблюдалось. Они вообще плохо рождались в постъядерном мире, а уж тут, во владениях Белого Братства, где проповедовалась больше духовная, чем плотская, любовь, — и подавно. Оттого на Даньку смотрели с нескрываемым любопытством. Как на редкую диковинку.