Кровные узы - Анжела Марсонс

Сержант глубоко вздохнул и продолжил негромким, серьезным голосом:

– Разве ты смогла забыть, что уже была на самом краю? Что Алекс почти уничтожила тебя во время последней встречи?

– Конечно, я это помню, Брайант. Ведь это случилось со мной, а не с кем-то другим. Но разве теперь я не лучше вооружена против нее?

– Вот в чем твоя главная проблема. В том, что ты веришь, что прикрыта броней.

Ким понимала, о чем он. Тот факт, что она все еще не могла разобраться со всеми этими вопросами, говорил о том, что она уязвима для манипуляций со стороны социопата.

– На этом, дав тебе множество советов, о которых ты меня не просила и которым ты не будешь следовать, я пожелаю тебе спокойной ночи, – заявил ее гость.

Стоун проводила его до двери. Выйдя на улицу, Брайант повернулся к ней лицом.

– Что я должен тебе сказать, чтобы убедить тебя не встречаться с матерью?

Инспектор смотрела в землю перед собой.

– А я думала, ты обрадуешься тому, что я пытаюсь бороться со своими демонами.

– Но ведь ты же не это делаешь, правда? – Сержант засунул руки глубоко в карманы. – И решение это ты принимаешь не по своей воле. Не ты решила разобраться со своими чувствами ненависти и гнева. Тебя загоняют в этот угол, что само по себе уже значит: сейчас для этого не время.

Ким согласилась с его словами. Все правильно. Но она уже приняла решение.

Брайант все еще ждал ответа на свой вопрос.

– Ответ отрицательный, – покачала головой детектив.

Мужчина вздохнул и, дойдя до конца подъездной дороги, помахал ей рукой.

Каждое слово Брайанта имело смысл. Любой, кто знал Алекс, посоветовал бы Ким держаться от нее подальше. Любой, кто знал саму Ким, попытался бы на этом настоять.

Инспектору приходится признать, что эта женщина знает все ее слабости.

Но Ким верила, что знает Алекс не хуже.

Он растворился в тени, наблюдая за тем, как ее коллега вышел из дома. Что он делал там так поздно?

Уже скоро он получит ответ на этот свой вопрос.

Эта женщина спасала других людей от того дьявола, голос которого звучит сейчас в его голове.

Я очищу тебя.

Я помогу тебе забыть.

Я могу вернуть тебе твое «я».

Я могу вернуть тебе твою жизнь.

Он знал, что никогда не сможет забыть Алекс Торн. Хотя у него был такой шанс. Может быть, если б эта сука из дома напротив попыталась его спасти, то такой шанс у него появился бы.

Но дьявол заглотил его всего, а потом выплюнул, и именно тогда, когда это было нужно Александре Торн. Тогда, когда он сам ему это позволил. И будет позволять. И всегда позволял, начиная с того самого момента, когда она взяла его руку в свои, улыбнулась, заглянув ему в самую душу, и пообещала вылечить его боль.

Естественно, она никогда не собиралась сделать это. Он всегда был для нее только игрушкой, частью эксперимента, способом проверить свои способности. Он был для нее ничем, кроме как проверкой для ее собственных манипуляций.

Но какое-то время он ей верил.

Он до полусмерти избил человека, пока, наконец, не понял, что этот человек – не его дядя, а он сам уже давно находится не в той маленькой спальне.

А ведь этот человек только разбудил его, чтобы прервать кошмары, которые его мучили. Но дьявол был так силен, что перед глазами у него всегда стояло одно и то же лицо. И это было лицо человека, которого он уже уничтожил.

А потом он понял, что уже никогда не очистится. И его «я» никогда к нему не вернется. И никто не вылечит его боль.

У дьявола были и другие потенциальные жертвы, но эта сука через дорогу их спасла.

Так почему же… твою мать, она не спасла его?

Ким оторвала взгляд от любопытного круглого предмета у себя на столе и вышла в общую комнату.

Со своего места на крышке свободного стола она все еще могла краем глаза видеть этот предмет.

Кто поставил его перед ее входной дверью? Это что, издевка такая? Алекс опять играет с ней в игры разума? Еще никто не оставлял подарки у нее на пороге.

– Итак, господа, – начала инспектор, отворачиваясь от двери в свой кабинет, – все вы уже знаете, что у нас есть потенциальная вторая жертва…

Она подошла к доске, которую обновила, как только появилась на работе. То есть около шести часов утра. Всю ночь детектив старательно пыталась заснуть, но зыбкое состояние между сном и бодрствованием было заполнено образами ее матери и Алекс. Уснуть ей так и не удалось, так что Барни она вывела на утреннюю прогулку в четыре часа утра.

– Зовут ее Максин Уэйкман, и она наркоманка, которая несколько раз лечилась в реабилитационных центрах, – продолжил за нее Брайант, возвращая ее таким образом к действительности. Ким даже не поняла, что замолчала.

– А еще ей двадцать два года, и она приемный ребенок, – добавила инспектор. – Мы с Брайантом побеседовали с ее приемной матерью, которая довольно давно ее не видела. Сегодня мы планируем встретиться с ее биологической матерью.

– Неплохое местечко, – заметила Стейси, подъезжая на стуле к Брайанту и протягивая ему листок бумаги с адресом.

– Похоже на то, что мать Максин – телеведущая, – сказала Стоун. Самой ей имя этой женщины ничего не говорило. – Она участвует в утреннем шоу в качестве психиатра.

– Джеральдина Холл? – уточнил Доусон.

Удивленная инспектор утвердительно кивнула.

– Моя смотрит ее каждый день. Ну или почти каждый, – пояснил Кевин. – Говорит, что Холл здорово знает свое дело.

– Спасибо за информацию, Кев, – поблагодарила его Ким.

– Между жертвами нет ничего общего, – нахмурившись, заметила Стейси.

Стоун покачала головой. У нее было ощущение, что она слышит об этом уже в пятнадцатый раз, а проблема все еще продолжает ее беспокоить.

Одним из наиболее критических аспектов при ведении такого расследования было установление связей или общности между жертвами. Того общего знаменателя, который связывал, казалось бы, случайные жертвы с одним общим мотивом. Это могла быть территория, сходство по внешнему виду, похожий возраст, доходы, место работы – любая из сотен мелочей, – но Ким не могла обнаружить ни одного признака, который мог бы связать Диану Брайтман и Максин Уэйкман.

– Стейс, что удалось узнать о Брайтманах? – поинтересовалась инспектор.

– Вы были правы, когда говорили об их финансах, – ответила констебль. – Шестизначный депозит был внесен за дом двадцать один год назад. А за год до этого Диана попала в больницу на седьмом месяце беременности, а вышла из нее уже без ребенка.