Ричард Третий и Генрих Восьмой глазами Шекспира - Александра Маринина

совсем другой человек по имени Генри Марни. Возможно, так и есть. Но что-то я сомневаюсь, что Шекспир, придумывая несуществующего персонажа, по оплошности дал бы ему имя того, кто в тот момент реально блистал при дворе и был близок к главе государства. Более того, Чарльз Брендон был женат на младшей сестренке короля Генриха, то есть был монарху не только старинным другом, но и родней, членом семьи, в связи с чем и титул герцога Саффолка получил.

– Выполняйте свой долг! – командует Брендон.

И пристав объявляет:

– Герцог Бекингем, вы арестованы по обвинению в измене! Это приказ короля.

Бекингем вроде как и не удивлен. Во всяком случае, он не кричит и не возмущается.

– Ну вот, милорды, я и попался, – говорит он. – Теперь погибну от коварных козней.

Брендон проявляет сочувствие:

– Мне очень жаль, что так вышло. Но вам придется отправиться в Тауэр, так король приказал.

– Мне теперь не отмыться, – констатирует Бекингем, – свою невиновность я все равно не докажу. Ладно, повинуюсь. Прощайте, лорд Эбергенни.

– Не прощайтесь, – вдруг заявляет Брендон, – лорд Эбергенни тоже пойдет с нами. Король велел, чтобы вы оба сидели в Тауэре, пока он будет решать, что с вами делать.

Эбергенни покорен, против желания короля у него козырей нет. Брендон перечисляет свидетелей, чьи показания положены в основу приказа об аресте. И кто же в этом списке? Какой-то лорд (управитель Бекингема, если по-нашему – управляющий), священник герцога, его писец и еще монах. Эти люди дали показания против Бекингема. Герцог в ярости:

– Мой управляющий меня предал! Кардинал ему заплатил, чтобы он меня сдал! Теперь мне точно конец.

Все уходят.

Сцена 2

Там же. Зал совета

Трубы.

Входят король Генрих, опираясь на плечо кардинала Вулси, вельможи и сэр Томас Ловел. Кардинал садится справа от короля, у его ног.

Любопытно, почему король опирается на плечо кардинала? Генрих молод, ему всего 30 лет, он великолепный спортсмен, постоянно тренирующийся на турнирах и охотах. Да, у него были травмы и ранения ноги, и к сорока годам это действительно превратилось в огромную проблему: рана не заживала, гноилась, король с трудом ходил и страдал от сильных болей. Но в 30 лет он еще был здоров и силен.

Генрих благодарит присутствующих за своевременное раскрытие заговора и требует, чтобы служитель Бекингема пришел и огласил свои признания, которые свидетельствуют об измене герцога.

Шум за сценой, крики: «Дорогу королеве!» Герцоги Норфолк и Сеффолк вводят королеву Екатерину. Она опускается на колени. Король встает, поднимает ее, целует и усаживает рядом с собой.

– Нет, я не встану с колен, – говорит королева. – У меня к вам просьба.

Что-то с ремарками тут не заладилось. Король уже поднял жену и усадил рядом с собой, а она говорит, что не встанет с колен? Или действия, обозначенные в ремарках, должны перемежаться ближайшими репликами?

– Садись рядом со мной, – отвечает Генрих. – Мы с тобой делим власть, так что половину своей просьбы ты сама можешь выполнить, а другую половину просто назови и считай, что дело сделано.

С чего это король так уважителен к жене? «Мы вместе делим власть», – говорит он. И неспроста. Екатерина была умной, энергичной и волевой женщиной, в ней был поистине железный стержень, который помог ей не сломаться в течение тех семи лет вдовства, которые она провела в нищете вдали от двора, находясь в подвешенном и унизительном положении. И Генрих чрезвычайно высоко ценил ее качества лидера и руководителя. Когда он ушел воевать с Францией, он оставил регентом именно жену, а не кого-то из мужчин-министров, и Екатерина, будучи беременной, сумела собрать войска и вдохновить их на военные действия с Шотландией, которая напала на Англию, надеясь воспользоваться отсутствием короля. Та эпопея закончилась битвой при Флоддене (1513 год), король Яков Четвертый Шотландский был убит, а его окровавленную одежду Екатерина отправила мужу во Францию в качестве доказательства своей победы. В том походе главную роль сыграл Томас Говард, второй герцог Норфолк, за что и получил назад конфискованный ранее титул герцога. Говард вообще всегда поддерживал Екатерину, был ее советчиком и опорой, и королева платила ему любовью и уважением.

Генрих Восьмой и королева Екатерина

Екатерина вежливо, деликатно и осторожно приступает к изложению своей просьбы: не отталкивать от себя население неразумными указами, не провоцировать народного негодования непомерными налогами, которые с разрешения короля постоянно вводит кардинал Вулси. Королева выражается так аккуратно, что мы сразу понимаем, чью школу она прошла: конечно же, старого Норфолка.

Герцог полностью поддерживает свою талантливую ученицу:

– Королева права, – говорит он. – Бунт вот-вот разразится. Все суконщики поняли, что такие налоги им не потянуть, и поувольняли весь персонал своих фабрик: прядильщиков, ткачей, чесальщиков и всех прочих. Люди оказались на улице, есть нечего, денег нет, другой профессии в руках тоже нет, так что и работы им не найти. Вот они от отчаяния и готовы на мятеж.

Король удивлен. Или только делает вид?

– Налоги? Какие такие налоги? На что? Лорд-кардинал, это же в ваш адрес претензии, ну-ка расскажите мне, о каких налогах речь.

Вулси начинает строить из себя невидимку:

– Простите, сэр, я всего лишь скромный служащий, о государственных делах почти ничего не знаю.

Но Екатерину так просто не сбить.

– Эти налоги, – спокойно продолжает она, – губительны для страны, они могут сломать хребет всей промышленности. Говорят, что их ввели именно вы, кардинал. Но, возможно, это неправда? На вас наговаривают?

Генрих раздражен, он вообще не очень любит заниматься государственными делами. Король у нас больше по части охоты, турниров, балов с танцульками, маскарадов и прочих приятных развлечений. Ну и повоевать, конечно, любит. А тут какая-то скучная внутренняя политика…

– Опять налоги? Какого рода налоги-то? В чем суть проблемы?

– Государь, вы заранее обещали меня простить, поэтому возьму на себя смелость дать разъяснения, – говорит королева. – Недовольство народа вполне понятно: издан указ всем внести в казну шестую часть своего имущества. Причиной дополнительного налогообложения названа война с Францией. Ваши подданные отказываются платить даже под страхом наказания. Верность в сердцах людей постепенно сменяется холодной ненавистью. Если раньше за вас молились, то теперь проклинают. Ситуация становится крайне опасной, и я очень прошу вас тщательно ее обдумать. Сейчас нет дела важнее, чем это.

Король не то растерян, не то врет:

– Клянусь, что этого совсем мы не хотели, – произносит он.

У Вулси, конечно же, находится своя система аргументов. Дескать, не я придумал эти