Царевичи - Эмилия Грин

– Хватит… Хватит… Хватит… – я зажала уши, чтобы только не слышать его жуткий смех.

– Отвечай!

Миша тянул Льва к выходу, однако тот упирался, продолжая кричать мне в лицо.

– СКАЖИ, ТЫ ЛЮБИШЬ МОЕГО БРАТА?! ТЕБЕ ПОНРАВИЛОСЬ С НИМ ТРАХАТЬСЯ?!

– Хватит… – меня всю трясло от рыданий.

– ТЫ ВСЕ ЕЩЕ МОЯ ДЕВУШКА И СЕГОДНЯ БУДЕШЬ ТРАХАТЬСЯ СО МНОЙ!

Не выдержав, я залепила Льву звонкую пощечину.

Миг он потирал покрасневшую щеку, будто не веря, что я действительно это сделала. Его лицо как-то резко побелело, а зрачки расширились, в них промелькнуло такое…

Я попятилась, но все произошло стремительно…

Вскрикнув, я зажмурилась, открыв глаза уже на середине комнаты. Рот наполнился кровью, а глаза слезами. Мой Лёва отбросил меня к противоположной стене с такой силой, что, вполне возможно, я получила сотрясение мозга. Или что похуже…

Несколько секунд Миша потрясенно переводил взгляд с меня на брата и обратно, а затем повалил его на пол, обрушившись с пулеметной очередью четких ударов в лицо. Лев не сопротивлялся, катаясь по полу с безумным хохотом…

Наконец, оторвавшись от него, Миша кинулся ко мне.

– Вики… – шептал, дрожащими побелевшими губами.

Но я не могла говорить. Мычала, глотая слезы обиды и боли, со страхом глядя на Льва, будто передо мной особо опасный преступник. Маньяк. Душегуб. И рецидивист в одном лице.

На какое-то время комнату наполнила кладбищенская тишина. Я понимала, что больше не смогу находиться с ним в одном доме. Один удар перечеркнул все.

– Я ударил Вику… – произнес Лев бесцветно. – Я ее ударил… – его глаза наполнились слезами. Зарывшись пальцами в растрепанные темные волосы, он заскулил. – Прости меня… Прости-и… Я готов отрубить себе руки. Я… я…

Внезапно Лев превратился в разъяренного хищника: во льва. Он словно с цепи сорвался, круша все вокруг: стол, стулья, посуду…

Благо Миша сидел рядом, сжимая меня в объятиях. Наконец, его брат успокоился и смерил нас странным взглядом. Было в нем нечто такое… теплое и дикое одновременно. Смесь ненависти и любви. Каких-то невысказанных душераздирающих эмоций.

– Я вас люблю, – прохрипел он, широко улыбаясь.

А потом ушел.

Миша отнес меня в спальню. Он осмотрел мое тело на предмет увечий. Я не сопротивлялась. Просто молча лежала, прикрыв глаза. Силы покинули. Мысли испарились. Я уже не могла плакать. Не могла говорить. Осталась моя слабая никчемная оболочка. Даже после ночи у людей Шаха не чувствовала себя так плохо, как сейчас.

Вопреки моим ожиданиям, всплыть не удалось. Я все еще барахталась на самом дне… Не произнеся ни слова, Миша улегся рядом и крепко меня обнял. Его объятия подействовали как снотворное. Вскоре я отключилась. Судя по всему, до утра.

Проснулась от безумного страшного рева…

С перекошенным от боли лицом Миша стоял посреди комнаты, судорожно открывая и закрывая рот. Он пытался мне что-то сказать… Но я и так уже все поняла…

– Нет… Нет… – шептала, пытаясь сглотнуть огромный ком в горле. – Нет… этого не может быть… Миш-а-а… – перед глазами все расплывалось от потоков слез.

– Ночью он сам поехал к Шаху. И героически погиб.

41

Новодевичье кладбище

Несколько дней спустя

Гроб медленно опускали в землю.

Я ощущала пугающее спокойствие, потому что приняла лошадиную дозу успокоительного. Да и… пожалуй, за эти дни уже выплакала все, что можно было выплакать. Знала, нужно пережить этот день. Просто пережить еще один бестолковый день моей никчёмной жизни.

Гроб был закрытым – от тела Льва практически ничего не осталось. Его опознали по фрагментам костей и частицам ДНК, уцелевшим после пожара.

Все что я знала – перед нашей безумной игрой в карты кто-то из силовиков проговорился Льву о готовящейся операции по задержанию Шаха. Они вычислили его местоположение и готовили облаву. Нужна была только приманка…

После того, что произошло между нами в доме, Лев предложил себя на эту роль. Он не побоялся сам поехать в логово зверя.

Но что-то пошло не так… Шах пытался скрыться, а убегая, подорвал здание. Ценой собственной жизни Лев не позволил ему уйти. Двери заблокировались. И они сгорели заживо.

В голове набатом стучали слова гадалки.

Эта карта называется «Любовь и Смерть». Только тебе под силу их спасти. Не одного. А двоих. Запомни: их можно спасти. Делай то, что велит тебе сердце, даже в самой безумной агонии доверься ему… Ты должна сделать правильный выбор, девочка… Смотри, не ошибись.

Получается, я сделала неправильный выбор, и Лева умер. Из-за меня. Если бы в ту ночь я его не оттолкнула и мы поднялись в спальню… Неважно, в каком составе. Уже неважно… Это спасло бы ему жизнь.

Когда гроб опустили, присыпав землей, я похоронила и свои чувства к Мише. Даже малейшую призрачную надежду на отношения с ним. Вместе со Львом умерла и моя вера в хэппи-энды. Не у всех историй бывает счастливый конец.

Увы, мои первые отношения закончились трагедией, и вряд ли я когда-то смогу выбраться из-под гнета самобичевания и вины. Ведь именно я запустила цепочку необратимых событий, которые в итоге и привели нас в точку невозврата. Мне придется всю жизнь нести этот груз.

Лев был огнем.

Он – само олицетворение жизни со всеми ее радостями и невзгодами. И теперь этот жизнелюбец покоился под слоем сырой земли. Я сделала судорожный вздох, пытаясь заглушить рвущиеся из горла рыдания. Успокоительное не помогло. Уже ничто не поможет. Его не вернуть…

– Тише, тише, Вика…

Я почувствовала на своем плече тяжелую мужскую ладонь. Повернув голову, напоролась на осунувшееся заплаканное лицо пожилого мужчины. Иван Иванович Царев, отец Льва, протянул мне бумажный платок.

– Я… я… – не могла говорить.

Не знала, что говорить. Хотелось во всем ему признаться, но…

– Не плачь. Не надо. Лев бы этого не оценил. Мой сын никогда не плакал. Даже в детстве. Мишка рыдал, как белуга, а Лев – настоящий кремень. Маленький мужичок! – он рвано вздохнул. – Даже когда упал с велика и весь переломался – не проронил ни слезинки… Мой сын ушел героем. Его представили к государственной награде. Посмертно. – Слабая улыбка мелькнула на его дрожащих губах.

Тонкая ниточка моего самообладания лопнула. От потока рыданий меня скрутило пополам.

– Лева… Это… Это несправедливо… Зачем? Зачем он поехал туда? На верную смерть?.. Зачем? Иван Иванович… – цеплялась за его руку, повторяя один и тот же вопрос.

Безумие. Его поступок был чистой воды безумием. Господи, зачем он это сделал? У меня в голове не укладывалось, что это не идиотский розыгрыш, и мы действительно только что предали гроб с останками моего бывшего парня земле…

– За несколько дней до этого мы разговаривали по телефону, и он сказал, что встретил удивительную девушку… – Иван Иванович улыбнулся сквозь слезы. – Вот, держи! – он вложил какую-то маленькую фигурку в мою ладонь. – Этого стойкого оловянного солдатика нашли на месте пожара. Думаю, будет правильно, если она останется у тебя…

Стиснув кулак, я поднесла солдатика к груди, туда, где билось мое сердце.

Отец Льва еле слышно продолжил:

– …Он с детства обожал эту сказку. И коллекционировал оловянных солдатиков. В его спальне хранятся сотни фигурок со всего мира… А знаешь, почему оловянный солдатик назван стойким?..

Потерянно покачала головой.

– …Ни при каких трудных обстоятельствах он не сдавался и не опускал руки, верил в лучшее и шел вперед к своей мечте. Мой сын был именно таким. Пожалуйста, сохрани эту фигурку в память о моем мальчике…

Я судорожно кивнула.

* * *

Поминки проходили в особняке Царевых. Казалось, на них собралась половина Москвы – красивых, стильных, дорого одетых людей с абсолютно непроницаемыми лицами. В какой-то момент подумалось, что вот-вот включат музыку и начнется традиционная вечеринка. Лев любил вечеринки. А я любила Льва. Когда-то. Ведь я действительно его любила.

Или думала, что люблю?

Но это не была вечеринка.

Я глубоко вздохнула, впервые за всю