Темные горизонты - С. Л. Грэй

Прямо сейчас мне хочется сквозь землю провалиться. Я бы не удивился, если бы кто-то из проходящих мимо гангстеров или жуликов – а тут точно есть и те и другие! – избил меня до полусмерти, забрал все, что у меня есть, и оставил меня валяться в пыли.

Эти сорок минут ужасны. Я не знаю, что расшатывает меня сильнее – собственный стыд или смущение Стеф, мечтающей оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда, подальше от меня. Я занимаюсь этим абсурдным, бессмысленным делом, и подростки смеются надо мной, туристы обходят меня десятой дорогой, а носильщики посылают куда подальше. И вдруг ко мне с улыбкой подходит высокий темнокожий мужчина в белом головном уборе. За ним следуют жена, дочь и сын, которые терпеливо наблюдают за происходящим. На жене пестрый хиджаб, на дочери – пурпурный. Сын одет в аккуратный костюм, он точно уменьшенная копия отца.

– О чем мы просим Аллаха сегодня, брат мой? – спрашивает меня отец семейства на английском.

– Нам с женой нужно шестнадцать евро и двадцать пять центов на билет до аэропорта, – честно отвечаю я.

Мужчина достает бумажник и протягивает мне две банкноты по пять евро и одну в десять евро. Я вижу, что денег в бумажнике почти не осталось, и думаю, что нужно отказаться, но мне почему-то кажется, что это будет бесчестно, – намного хуже всего, что я уже натворил сегодня.

– Спасибо, – говорю я. – Merci. Скажите свой адрес, чтобы я мог вернуть вам долг.

– Non, – отвечает он. – Упомяните в своих молитвах Сулеймана и его семью, d’accord?

– Спасибо, – повторяю я и смотрю вслед его семье, чувствуя себя мошенником.

Я никогда не смогу помолиться за этого человека. Я не верующий, я не молюсь. Мне совершенно нечего им предложить.

– Теперь доволен? – спрашивает Стеф, когда я присоединяюсь к ней. – Отобрал деньги у человека, у которого их еще меньше, чем у нас. Надеюсь, ты вспомнишь об этой истории в следующий раз, когда к нам подойдет какой-нибудь бомж и попросит денег на проезд.

Я немного успокоилась, только когда самолет поднялся над взлетной полосой. До этого я все время ожидала, что стюардесса похлопает меня по плечу, сочувственно улыбнется и скажет: «Простите, мэм, но произошла ошибка, вам и вашему мужу – вашему спятившему чертову мужу – придется сойти с самолета». Тогда бы мы застряли в этом аэропорту на еще один день без денег – невыносимая мысль после десяти часов, когда я непрерывно пила мерзкий кофе, сидя на неудобном пластмассовом стуле.

Добравшись до аэропорта, я села напротив стойки регистрации «Эйр-Франс» в паре метров от выхода из зала. Всякий раз, когда дверь открывалась, нас окатывало холодным воздухом и вонью выхлопных газов, но мне было все равно. Посадку на наш рейс объявят только через несколько часов, но мне так отчаянно хотелось попасть на борт, что я не могла расслабиться, если не смотрела на стойку регистрации.

Марк уже через час уснул: голова откинулась назад, рот открыт, сам неподвижный, как труп. Я была слишком взвинчена, чтобы подремать, и за это время дочитала роман Михиля Хейнса, не запомнив ни слова. Я пыталась подавить в себе ненависть к отдыхающим и бизнесменам, спокойно стоящим в очереди на регистрацию. Тут можно было полчаса бесплатно пользоваться вай-фаем, и я потратила это время на написание письма маме: мол, у нас все в порядке и я свяжусь с ней завтра. Я ничего не хотела сглазить, поэтому не стала писать родителям, что мы поменяли билеты: вдруг мы не сможем попасть на этот рейс? После этого я расхаживала по залу, пожевала черствый круассан, затащила в туалет чемодан, чтобы переодеться и сполоснуть лицо (несмотря на холод снаружи, проникавший в зал через открытую дверь, я два раза сменила футболки, потому что они успевали полностью пропитаться пóтом). Я вскочила и подбежала к стойке регистрации в ту же секунду, как объявили посадку на рейс. Мы были не единственными, кто пытался пробраться на борт не с теми билетами, но женщина за стойкой оказалась очень доброжелательной и притворилась, что верит в мою ложь о семейных обстоятельствах, вынудивших нас улететь раньше срока. Может быть, ее убедил внешний вид Марка. Я отнесла его плащ в туалет и попыталась хоть как-то отмыть, подавляя приступы рвоты при виде засохшей крови и клочьев кошачьей шерсти, но если теперь одежда моего мужа и выглядела относительно пристойно, то его выдавали глаза – покрасневшие, невменяемые. Он действительно выглядел как человек, только что потерявший близкого родственника.

Когда самолет взмыл в небеса, моя тревога немного унялась. Женщина, сидевшая у окна, углубилась в чтение книги, а вот мой сосед с другой стороны, тридцатилетний немец с белесыми бровями, сосредоточился на мне. Ему хотелось поболтать, а мне нужно было отвлечься. Он протянул мне руку, и я слабо пожала ее, думая о том, как вспотела моя ладонь. Только тогда я заметила, что у меня грязь под ногтями. Я сжала руки в кулаки, пряча ногти.

– Вы из ЮАР? – спросил немец.

– Да. Из Кейптауна.

– Вот как? А я лечу в Йоханнесбург. Это мой первый полет туда.

Он увидел нас с Марком в очереди на посадку и предложил поменяться местами – из-за того, что мы летели не своим рейсом, нас не смогли посадить вместе. Но я сказала, что ему не следует беспокоиться по этому поводу. Теперь, когда мы все-таки убрались из Парижа, я не знала, смогу ли выдержать перелет с Марком и не устроить сцену. «Да что, ***, с тобой такое?!» – вот что мне хотелось сказать своему мужу. Он испугал меня, и сейчас этот страх сменился гневом. К счастью, немец был слишком увлечен собой, чтобы спросить, почему я не хочу сидеть рядом с мужем. Он ехал в ЮАР встретиться с девушкой, с которой познакомился онлайн, и был переполнен счастьем влюбленного. «Долго это не продлится, – хотелось сказать мне. – Однажды ты проснешься и увидишь ее баюкающей чертову дохлую кошку».

Я машинально съела пресную жижу из курятины и брокколи, которую подали на борту. Залпом выпила порцию каберне, и вино превратилось в кислоту у меня в желудке. Свет приглушили, мой сосед наконец-то устал от разговора, который я слабо поддерживала, и сосредоточился на экране напротив, время от времени похохатывая от шуток из фильма «Мачо и ботан-2». Уголком рекламной брошюры я выковыряла грязь из-под ногтей – и на буклете осталась вязкая багровая дрянь. Я знала, откуда она, и старалась не думать об этом. Тщетно.

Нам ни в коем случае нельзя было возвращаться в тот дом в ночь перед отъездом, но какой у нас был выбор? Мы оба вымокли под дождем и устали, у нас не было ни цента, а наша одежда оказалась заперта в чертовом отеле Клары. Ни у Марка, ни у меня не хватило бы сил ночевать на улице или на вокзале. Но, честно говоря, когда мы поднимались по знакомым ступеням к двери Пети и вдыхали знакомый уже запах пыли и старой стряпни, я чувствовала только усталость. Ни страха, ни тревоги, ни грусти, ни сочувствия Мирей. Все прошло.

Я отключилась почти мгновенно. Не знаю, что разбудило меня, – по-моему, мне ничего не снилось. Словно вот только мы с Марком прижались друг к другу, пытаясь согреться, а уже через мгновение он куда-то исчез. Я села на кровати и прислушалась, но не услышала его в квартире.