По праву рождения - Вера Александровна Колочкова

не хочешь поговорить, объяснить все словами? Что ты придумала себе, где тебя искать?

А может, ты дома, просто говорить не хочешь? Но ведь я все равно тебя найду… Найду…

Он быстро доехал до дома Анели, поднялся на нужный этаж, нетерпеливо нажал на кнопку звонка. Ему тут же открыла мать Анели с радостной улыбкой на лице, которая, впрочем, тут же и погасла:

– А, это ты… Я думала, это Анеля вернулась…

– Откуда она должна вернуться? Где она? Вы можете мне сказать?

Юля удивленно смотрела на этого парня, стоящего в дверях. Ишь, как требовательно спрашивает – где Анеля? Будто она обязана ему отвечать…

Пока смотрела и удивлялась, он уже ступил за порог, решительно закрыл за собой дверь. И проговорил еще более решительно:

– Я не уйду, пока вы не скажете мне, где Анеля!

– Эвона как… – с усмешкой развела руки в стороны Юля. – А поздороваться для начала ты не хочешь?

– Извините. Здравствуйте, конечно. Скажите мне, пожалуйста, где Анеля, и я сразу уйду. Ее ведь нет дома, да? Куда она ушла? И когда она вернется? Скажите…

– А если не скажу, тогда что?

– Тогда… Тогда я ее ждать буду. Здесь, у порога, и буду.

– Может, и жить здесь останешься?

– Но вы ведь мне скажете, правда? Где она? Почему не объяснила мне ничего, только письмо написала?

– Какое письмо?

– Да вот… – вытащил из кармана Матвей мятый листок. – На крыше оставила… Я и не понял ничего…

– Можно я прочту?

– Читайте.

– Да ты проходи, что ж мы на пороге… Сразу бы и сказал про письмо, а не наезжал на меня так нахально. Проходи на кухню, я тебе чаю налью.

– Спасибо, я не хочу, – торопливо отказался Матвей, но на кухню все же прошел и сел на стул, в ожидании глядя на Юлю, когда же она прочтет письмо.

Юля читала его долго. Очень долго. Вчитывалась в каждую строку. Покусывала губы, морщила лоб. Наконец опустила руку с письмом, растерянно взглянула на Матвея.

– Вы можете мне объяснить, что все это значит? И да, я в курсе, что вы и мой отец… Но неужели… Неужели Анеля… Она решила, что…

– Да, Матвей, она так решила. Потому что она понимает всю ситуацию немного больше, чем ты. Она знает, как я люблю твоего отца… Очень люблю… Ты ведь допускаешь мысль, что кто-то может любить так же, как ты? И может очень бояться потерять… Я и твой отец, мы…

– Я не хочу ничего об этом знать, не говорите мне ничего! Мой отец любит мою маму, вот это я знаю! А вы… Вы…

– Твой отец и меня любит. Так бывает, Матвей. А я без него просто жить не могу. Давно не могу. И не смогу… И Анеля это поняла, и потому…

– И потому решила, что не имеет права любить сына вашего любовника? Вы сами ее убедили в этом, ведь так?

– Ну, зачем ты… Это грубо, Матвей…

– Может, и грубо, зато правильно.

– Но она сама так решила, сама…

– А вы, стало быть, с удовольствием ее решение приняли, да?

– Перестань! Перестань, пожалуйста! Не тебе меня судить! Твой отец – это не твоя собственность, и ты не можешь…

– А вы, стало быть, можете, да? И это вы решаете, как всем жить дальше? То есть… Вы думаете, что все так и будет продолжаться дальше? Вы с отцом, отец с мамой… А мы с Анелей вам не мешаем, да? Или вы хотите, чтобы отец от мамы ушел к вам? Но этого не будет, и не надейтесь! Он любит маму и никогда ее не бросит!

Юля снова хотела возмутиться, да не смогла. Почувствовала, что сейчас заплачет. Вот возьмет и разревется в голос от безысходности и отчаяния, и этот мальчишка будет смотреть на ее слезы! Вот глупо выглядеть будет…

– Ну зачем ты так, Матвей… – произнесла она тихо, проглатывая слезы. – Зачем ты так… Я же объясняю, что очень люблю твоего отца… Давно люблю…

– А дочь свою не любите разве?

– И дочь очень люблю. Но…

– И я вашу дочь очень люблю. И потому вы мне скажете сейчас, где она. Ведь скажете?

Юля только головой помотала, не зная, что ответить. То есть надо ему сказать, конечно… Но вместо этого проговорила тихо:

– Матвей, я прошу тебя… Не надо сейчас ее искать, не беспокой ее. Пусть она побудет сама с собой, пусть разберется. Иногда достаточно расстаться хотя бы на несколько дней, чтобы понять… Согласись, что вы еще очень мало знакомы, чтобы принимать в отношении друг друга какие-то важные решения! Не надо ее пока тревожить, Матвей!

– Тревожить? Вот это вы называете – тревожить? – показал рукой на листок с письмом Матвей. – Да вы хоть представляете, каково ей было все это писать? Да вы же… Вы же сердце ей разбиваете, неужели вы этого понять не можете, а?

– Ну, знаешь… В юности столько бывает поводов для этого… А сердце все бьется и бьется и только крепче становится. И ты тоже успокойся, Матвей. Пережди несколько дней. Дай себе срок, остуди голову. Может, потом уже по-другому на все посмотришь.

– Стало быть, не скажете, где Анеля?

– Она сама просила не говорить… И не надо на меня так смотреть, Матвей, пожалуйста. Я не злая и вредная мать, я просто хочу как лучше.

– Лучше для себя, да?

– Перестань… Я хочу лучше для всех.

– Да куда уж лучше, как выяснилось… И кому лучше? Маме моей лучше?

– Матвей… Я еще раз тебе говорю, что отец – не твоя собственность! Он вправе сам решать!

– Да решайте вы что хотите… А только мы с Анелей все равно будем вместе, понятно? Я все равно ее найду, хотите вы этого или нет!

Матвей решительно поднялся на ноги, схватил со стола листок с письмом, сунул его в карман. Не глядя на Юлю, быстро прошел в прихожую, сам открыл дверь, сам захлопнул ее за собой.

А Юля так и осталась стоять на кухне. Потом подошла к окну, стала смотреть, как Матвей идет по двору. Подумалось вдруг – а он ведь и правда быстро Анелю найдет… Найдет, потому что любит.

Да, любит… Она сейчас это хорошо поняла. У него такие глаза были отчаянные! И еще… Он очень на Диму похож. Очень.

И что же теперь делать с этим пониманием? Надо ведь свои решения принимать… В сторону надо отходить, вычеркивать себя из жизни Димы. Да, другого выхода нет, пожалуй…

Подумала так и заплакала горько. И посмотрела на руки, которые, казалось, отпустили ту последнюю соломинку, за которую до сей минуты цеплялись. И, чтобы не передумать и не уцепиться за эту соломинку вновь, схватила телефон, кликнула номер Димы.

Не отвечает… Занят, наверное. Потом сам перезвонит, когда увидит непринятый от нее вызов. И тогда она ему все скажет… И даже не будет ничего объяснять, он и сам все поймет. Может, он только этого и ждет, чтобы она сама ему все сказала? Не может первым, жалеет ее?

* * *

– Ты почему не ответил, Дим? Глянул, кто звонит, и не ответил… – с осторожной улыбкой спросила Анна Антоновна, будто и сама стеснялась своего вопроса.

Стеснялась, потому что дальше надо было спросить что-то такое… Совсем уж неправильное. Вроде того – ты потому не ответил, что не можешь этого сделать в моем присутствии? Да, это было бы в порядке вещей – так спросить. И он бы ответил что-нибудь расхожее – это рекламщики, мол…

Но если рекламщики, то можно ведь сразу сбросить звонок! Зачем дожидаться, чтобы абонент на том конце провода перестал ждать ответа и нажал на кнопку отбоя? Ты что, Дима, боишься обидеть этого неведомого абонента, да? Вдруг он подумает, что тебе неприятен его звонок? Или ее…

Мысли, как искры, вспыхивали в ее голове, и приходилось их гасить усилием воли. Казалось, время тянется так медленно… И напряжение все нарастает… И взорвется сейчас отчаянием! И Дима медлит с ответом…

Или ей кажется, что медлит? На самом деле прошло несколько секунд всего, как она спросила…

– Ну что ты молчишь, Дим? Почему ты на звонок не ответил? – спросила с тихим надрывом, и Дима глянул на нее удивленно. Слишком удивленно, чтобы это удивление было правдивым.

– Да это с работы звонят, Ань… Наверное, опять у меня хотят отнять единственный выходной. Я решил не отвечать пока… Пусть думают, что я звонка не слышал.

Она подумала с досадой – а вот это уж точно вранье, настоящее вранье! Когда это так было, чтобы из больницы ему позвонили, а он не ответил? Никогда не было…

Закрыла на секунду глаза, пытаясь успокоиться. Ну что же она, в самом деле? Ну сколько можно? Почему ее сомнения грызут так яростно, особенно в последнее время? Скоро вообще превратится в подозрительную женушку, вздрагивающую от каждого телефонного звонка! В старую женушку,