Семья - Лесли Уоллер

Словом, Рокко был для Дона Винченцо pinza и Doppelgänger. Именно таким людям, как он, следовало бы оставить все могущество и власть их клана, а не юнцам с недоразвитыми мозгами. Дон Винченцо тяжело вздохнул при мысли, что Рокко почти столько же лет, сколько и ему самому. О том, чтобы оставить ему солидное наследство, — не может быть и речи. Когда Дон Винченцо уйдет, его Doppelgänger не надолго переживет его.

Шон провел почти все утро, проверяя бухгалтерские книги вместе с Мюрреем. Несмотря на то что он доверял своему другу Оги и обычно с удовольствием пользовался его советами, он все еще не мог поверить, что главной задачей «Мод Моудс» было тратить деньги мистера Фискетти и быть убыточной фирмой. Он интуитивно понимал, что об этом не стоит говорить откровенно с Мюрреем. Но когда они уже почти закончили проверку, так и не выяснив, почему же происходит спад, Шон не удержался и задал несколько вопросов. Он надеялся, что они выглядят достаточно невинными.

— Если ничего не изменилось с прошлого года, — медленно и тихим голосом начал он, глядя на черные волоски, торчавшие из левого уха Мюррея, — и если мы взяли правильное направление, если рынок одежды стабилен, а продавцы хорошо выполняют свое дело и не повысились цены, тогда из-за чего же документы прошлого года показывают прибыль, а этого года убыток?

Мюррей сложил на груди волосатые руки, потом пожал плечами, подняв их вверх и чуть вперед, будто не просто хотел сказать: «А кто его знает?» — но и прибавлял: «Убейте меня, если я могу ответить вам на этот вопрос!» Как бы подчеркивая при этом: «Мы живем в сумасшедшем мире».

Его движение выражало еще и такое — «Почему вы задаете мне, заштатному клерку, такие сложные вопросы?»

— Милый, ты хочешь сказать, что ничего не сообщишь мне?

— Разве я это сказал? — спросил Мюррей, изображая поруганное достоинство.

— Я слышал, — начал Шон, все еще пытаясь что-то выведать у него, — что вам не раз пришлось пережить банкротство с мистером Фискетти. Какое по счету будет это — десятое?

Мюррей хотел было снова проделать плечами акробатический трюк, но передумал. Он начал играть своими карими глазами. Придал им обиженное выражение, но отказался и от этого. Наконец с выражением отвращения произнес:

— Семнадцатое, но кто ж их считает?

— Да, конечно, это не имеет никакого значения. Вам все равно платят, вне зависимости от того, что происходит с фирмой.

— И вам тоже, — Мюррей решил обороняться. — Не нужно забывать и о другой стороне дела. Вы с этого тоже кое-что имеете.

Шон вздохнул.

— Конечно, вы правы. Действительно, черт возьми, с чего это я расшумелся.

— Давайте кончим эти разговоры.

— Разговоры… — Шон остановился, подумал, потом сказал скороговоркой: — Конечно, для вас все выглядит иначе. Вы у себя дома. И успех не так уж нужен вам. Нью-Йорк — ваш родной город, а не какая-то знаменитая сокровищница за тремя морями. Мы в Англии мечтаем добраться сюда, потому что мечтаем добиться успеха в Нью-Йорке, городе, в котором стоит рваться к успеху! Если вы родились и выросли здесь, город представляется вам по-другому. Его не нужно завоевывать. Это простое, обычное место. Даже очень обычное.

Мюррей вначале пытался избежать этого откровения, но потом его прорвало.

— Вы зря нас недооцениваете.

— Я хотел сказать… — Шон сделал слабый жест рукой, как бы пытаясь объяснить нереальность своей мечты.

Мюррей заговорил обиженным голосом:

— Хоть я и бухгалтер, а не дизайнер, у меня тоже есть душа. Я понимаю подобные мечты. Вы когда-нибудь слышали пословицу: «Покажите мне дантиста, и я покажу вам человека, исключенного из мединститута»? — Мюррей резко покачал головой. — Покажите мне бухгалтера, и я покажу вам человека, не закончившего юридический институт. Следите за моей мыслью?

— Да я уверен, что вы…

— Да, я тоже мечтал о многом. Знаешь, не имеет никакого значения — здесь мой дом или нет. Не забывай об этом.

— Я не хотел вас…

— Чтобы чего-то добиться в этом мире, позвольте мне досказать свою мысль, — и мне, и вам в одинаковой мере надо корпеть с карандашом в руке. Я ясно выразился?

— Конечно, но я просто…

Мюррей прервал его резким движением руки.

— Не нужно мне ничего рассказывать. Я знаю эту книгу наизусть. Все, что касается бизнеса. — Мюррей изобразил что-то среднее между смешком и фырканьем. — Бизнес. Успех в бизнесе. Как это все происходит? Нет уж, позвольте мне, приятель. Я прихожу сюда раз в неделю, правильно?

— Да.

— Ты никогда не думал о том, где я бываю остальные четыре рабочих дня?

Мюррей потер лицо своей волосатой рукой.

— Я работаю и в других местах. Одно место расположено прямо в этом здании, там торгуют женским платьем. В Куинсе я обслуживаю цепь супермаркетов и три ресторана. Занимаюсь операциями по обналичиванию чеков в Бруклине, оптовыми продажами мяса. На Чемберс-стрит есть электрокомпания. По субботам я разбираюсь с налогами частных клиентов. На седьмой день я отдыхаю.

— И все это компании мистера Фискетти?

— Нет. Только эта и супермаркеты. Еще рестораны. Но дело не в этом. — Мюррей с грохотом захлопнул книгу. Он встал и взял свой потрепанный бежевый дождевик. — Просто я знаю, как можно добиться успеха в бизнесе. Вы говорите не с новичком, только что кончившим престижный колледж. А с человеком, которому пришлось заниматься делами многих учреждений. Может, даже слишком многих. Вы меня понимаете?

— Да, конечно, — ответил ему Шон. — Так как же можно добиться успеха?

— Помяните мои слова. Успех лично вам не грозит.

Последовала тишина. Мюррей туго застегнул пояс дождевика вокруг своей широкой талии.

— Извините, приятель, но вы же не хотите, чтобы я вам лгал? Уж слишком поздно.

— Так как добиться успеха? — спросил его Шон.

— Для этого требуется несколько вещей.

Мюррей убрал в боковой карман пиджака два карандаша с жестким грифелем и две шариковые ручки.

— Нужно иметь связи. Это у тебя есть. Немного мозгов, но не так много, как ты считаешь. И это тоже у тебя есть.

— Спасибо.

— Немного удачи, но не слишком много. — Мюррей прищурился. — И потом нужно, как бы это сказать… — Он сжал руку, пытаясь схватить нужное слово. — Что-то вроде инстинкта, инстинкта убийцы. Я хочу сказать…

Он снова помолчал. Мюррей даже побледнел, так он старался поточнее выразить свои мысли.

— Вам нужно переменить отношение к самому себе, — наконец вымолвил он, — вы должны очень серьезно воспринимать себя. Вы можете пошутить по какому-то поводу, но все равно такое отношение к самому себе должно стать для вас самой важной вещью в мире. По отношению к себе у вас не должно оставаться даже тени юмора. Иначе это вас убьет. Вам придется носить что-то вроде шор. Нужно обращать внимание на то, кто вы такой и что делаете, и все время воспринимать все только серьезно. Это самое главное. Жизнь серьезнее, чем женщины или еда, веселье или даже сама жизнь. Самое главное — цель. Выше нее нет ничего. Шон, приятель, у вас ее нет. И у меня тоже.