Его невинная пленница - Софи Росс

от чайника. Я быстро нагибаюсь за ней и тут же поворачиваюсь к женщине, которая теперь рассматривает мой живот.

— Так я угадала? — ее взгляд смягчается. — У вас из-за этого такое напряжение?

— Откуда вы знаете? Вам Яр сказал?

— Он мне вообще ничего из своей жизни не рассказывает, отмалчивается только общими фразами. Ты ребеночка ждешь? От него?

— Да… — выдыхаю признание, раз уж меня все равно поймали.

— Погоди тогда, у меня кое-что есть для тебя.

Она возвращается через пять минут с большой трехлитровой банкой соленых огурцов. Ставит ее на стол, быстро открывает и кивает мне на нее.

— Вся деревня, когда кто-то пузатым становится, ко мне ходит. Они и от тошноты помогают. Ты как по утрам, сильно страдаешь?

— Уже нет, вроде бы все прошло. Даже быстро как-то. Иногда только голова кружится, — признаюсь и сглатываю слюну, которая теперь обильно выделяется во рту, потому что мне до жути хочется этих огурцов.

Кажется, я могу съесть сейчас всю банку и через час мне захочется добавки.

— Потому что ты на свежий воздух не выходишь. Сидишь тут как сыч. Как будто в темнице. Совсем это не дело. Давай, чаю выпьем и прогуляемся до речки, только тебе надо будет потеплее одеться, бабьего лета в это году, чую, не будет.

Мы ждем, пока закипит чайник, я завариваю чай на двоих и упорно ищу на полках сахар, потому что мои вкусовые рецепторы дали сбой из-за гормонов и теперь я не могу пить просто крашеную водичку.

— Скажи мне, а ты знаешь, что Ярик вырос в детском доме? — Надежда с теплотой в глазах двигает ко мне сразу две тарелки, с пирожками и огурцами.

— Да, — киваю. — И вы были его воспитательницей, об этом он мне тоже рассказал.

— Это хорошо, значит он тебе доверяет. Так вот, что я хотела-то… — она задумчиво отпивает из своей кружки. — Такие дети обычно вырастают в очень циничных взрослых. Им уже ничего не нужно в жизни, они обозлены на каждого человека в этом мире. Мальчики в особенности. Но бывают и исключения.

— Сейчас вы скажете, что Ярослав к ним относится?

— Скажу. Ему семья нужна, своя собственная. За которую он зубами будет рвать, если потребуется. Я не знаю, что он сделал, но уверена — все было ради твоей защиты. Ярик думает, я не знаю, чем он занимается, но я уже давно догадалась. Он имеет дела с какими-то опасными людьми.

Я отчаянно жую пирожок, чтобы ничем не подтвердить догадку женщины. Пусть это и дальше остается лишь ее теорией, чтобы она не волновалась лишний раз.

— Ты присмотрись к нему. Я тебе как женщина советую, ты не думай, что это предвзятое мнение. Ребеночка родите, заживете душа в душу. Чем не здорово? Да и парень он видный, со своим хозяйством.

— У вас очень вкусные пирожки получаются. Я в прошлый раз влюбилась в них. И огурцы тоже просто объедение.

— Поняла, девочка. Лезть не буду больше. Ты уж извини, не удержалась. Ярик для меня как сын, я очень хочу, чтобы он обрел свое счастье.

Тетя Надя, как она сама попросила ее называть, рассказывает мне веселые истории о местных жителях. За смехом мы не замечаем момента, когда Яр, весь потный и с растрепанными волосами, заходит в дом. Он снова с самого утра придумал себе какое-то важное занятие, оставив меня в доме одну.

— А чего это вы здесь? И меня не позвали, — он пытается грязными руками схватить огурец, но тетя Надя хлестко бьет его по ладони.

— Во-первых, это не тебе. А во-вторых, куда ты полез грязными руками, несносный мальчишка?

Он фыркает и резко подается ко мне. Его губы задевают мои пальцы, когда Яр откусывает от огурца, который я держу.

— Эй! — возмущаюсь, не успев подумать.

— Не зевай, Кудряшка, я еще и не так могу.

Я краснею, потому что у нашей маленькой перепалки есть свидетель.

— Ярик, я тут хотела с твоей девочкой до речки сходить. Но что-то у меня опять спина поднывать начала… А обещание-то уже дано…

— Ничего страшного…

Пытаюсь вступить, но мои слова тонут в громком голосе Яра:

— Я прогуляюсь с тобой, Кудряшка. Пять минут.

Что-то мне подсказывает, никакая спина здесь ни у кого не болит.

Яр переодевается в рекордные сроки, приносит для меня какой-то ужасающе большой, но теплый свитер и заставляет натянуть его поверх кофты.

Я продолжаю сжимать зубы в его присутствии, чтобы опять нечаянно не ляпнуть что-нибудь.

— Можем по дороге обратно зайти в магазин. Вдруг ты хочешь что-то особенное? Здесь, конечно, ассортимент не очень, так что ананасы со взбитыми сливками не обещаю, но выбрать можно, — Яр виновато пожимает плечами, опускается на колено, чтобы зашнуровать кроссовки.

Черт, я вообще не хочу куда-то с ним идти. Но тетя Надя была права, ребенку все-таки нужен свежий воздух. Теперь мне приходится думать не только о себе, мои личные желания отходят на второй план.

Я слегка отстаю от быстрого шага Яра, но он быстро замечает это. Оборачивается, чтобы посмотреть на меня через плечо, и сбавляет скорость. Держится обособленно рядом со мной, не пытается приставать и выводить на разговор.

Когда мы доходим до речки, я тут же обнимаю себя руками, предварительно застегнув куртку. Легкий холодный ветер теперь касается только лица — ладони я спрятала в широкие рукава ветровки Яра.

— Хочешь на пирс?

Вместо ответа я сама иду в сторону не слишком длинной дорожки, сделанной из деревянных досок. Надеюсь, они не развалятся под моим весом. Купаться в такую погоду точно не хочется.

— Руку, Кудряшка, — Яр обгоняет меня и забирается на пирс первым.

Я немного пачкаю кроссовки в склизкой глине и пытаюсь забраться сама, но у меня начинают разъезжаться ноги, и в итоге мне приходится схватиться за протянутую ладонь.

Если бы Яр как-то это прокомментировал, я бы столкнула его в воду.

Он так и не отпускает мою руку, хоть я и пытаюсь освободиться. Доводит меня до конца пирса, заходит за спину и, несмотря на все мои протесты, обнимает, грея своим дыханием мою шею, которая тут же покрывается мелкой россыпью пупырышек.

— Стой уже спокойно, девочка Лия, а то мы вместе пойдем на дно, — говорит мне на ухо, специально мазнув губами по мочке.

А мне опять хочется злиться за то, что он распускает руки, когда я этого не хочу.

Я продолжаю методично расцеплять его пальцы из замка, который покоится на моем животе, но у нас слишком разнятся силы.

— Ты что-то сказала Наде?