Ольга, королева русов - Борис Васильев

– Ты дважды упомянул это имя с неприязнью. А ведь мне известно, что именно Кисан выкупил тебя у палача, когда над твоею головой завис топор.

– Это так. Однако бывает цепь событий, в которой причины важнее следствий, великая княгиня.

– Ты не похож на человека, который не умеет просчитывать дальнейшие шаги.

Странный грек, выкупленный Кисаном у палача, не имел никаких придворных званий. Он был явно из родовитой семьи, свободно говорил по-славянски, читал на латинском и греческом Кисану перед сном, а потом вдруг его определили в свиту Ольги с очень неясными обязанностями. Направляя его, Игорь буркнул что-то о старом желании княгини, чтобы ей читали «Жизнь двенадцати цезарей» Плутарха в оригинале, но сама Ольга такового своего желания припомнить так и не смогла. Для нее было ясно одно – Кисан послал к ней свои глаза и уши, и нужно всеми способами беречься от этих острых глаз и чутких ушей. Большего она и не желала делать, тем более что Асмус испросил свидания с глазу на глаз в первый раз.

А первый разговор с обладателем этих глаз и ушей пока складывался странно, и Ольга, сохраняя на лице вполне благожелательное выражение, пыталась понять, чьи ходы сейчас проигрывает умный и ловкий грек, свои собственные или все-таки Кисана.

– Я из почтенной семьи, – продолжал тем временем Асмус. – С детства был зачислен в гвардию императора, дважды отличился в боях, был на отличном счету. Когда пришло время, я влюбился, наши родители были не против, уже готовились к свадьбе, как вдруг угораздило влюбиться самого императора. Нет, не в мою невесту, хотя это было бы естественнее, а в пригожего юношу, сына вольноотпущенника. Может быть, тебе прискучило слушать, великая княгиня?

– Ты сам себе объясняешь, как получилось, что ты, любимец Византии, стал то ли полурабом, то ли полузаложником киевского варвара Кисана, – спокойно сказала Ольга. – Может быть, я ошибаюсь?

– Ты – мудра, – Асмус позволил себе слабую улыбку, не удержавшись при этом от вздоха. – Да, великая княгиня, вот уже почти год, как я сам себе пытаюсь объяснить, что же все-таки произошло.

– И что же произошло?

– Новый любимец императора оскорбил мою невесту при множестве уважаемых людей. И все тогда примолкли, ожидая, что я скажу и как поступлю. Я поступил верно, испросив у императора разрешения на поединок.

– Каково же было решение императора?

– Турнир. Император не любил, когда его воины гибли в мирные дни. Турнир с турнирным оружием, и победа присуждалась тому, кто усидит в седле, сбросив противника наземь.

– Однако…

– Да, великая княгиня, случилось непоправимое. Я имел все основания полагать, что выбью своего противника из седла в первой же атаке, но он прикрылся щитом, мое копье скользнуло по поверхности его щита и ударило соперника в забрало. Он упал на круп лошади, которая вдруг понесла, потому что народ на площади стал восторженно орать. А этот любимец императора зацепился шпорой за стремя, освободиться не сумел, и на повороте лошадь занесла его головой о камень. И все замерли… И я чаще всего вспоминаю эту замершую вдруг площадь. И удивляюсь: ведь только что все так вопили, что лошадь понесла…

– Но все молчали, когда тебя обвинили в убийстве любимца императора. Не огорчайся, таково свойство толпы вообще.

– Да, меня обвинили в преднамеренном убийстве на турнире, за что по нашим законам полагается отсечение головы. – Ромей вновь не смог удержаться от вздоха. – Именно поэтому я и решился на личную встречу с тобой, великая княгиня.

– Не уверена, что я правильно поняла тебя, – помолчав, проговорила Ольга.

– Я хочу служить тебе, великая княгиня, – тихо и очень серьезно сказал Асмус. – Я буду служить тебе верой и правдой, мечом и словом, своей честью и честью рода моего.

– Мне?.. – Ольга не сдержала горькой усмешки. – Опальной жене Великого Киевского князя? Чем ты руководствуешься, ромей?

– Двумя истинами. Слабостью великого князя и силой великой княгини. Меня с детства учил отец, что следует выбрать себе достойного владетеля и служить ему столь же достойно. Без хитрости и лукавства.

– И чем же сможет отблагодарить такого верного слугу опальная жена?

– Настанет время… Скоро настанет, верь мне, великая княгиня! Настанет день, когда все владыки государств европейских будут называть тебя королевой. Настанет! Только верь в этот день, как верю в него я!

И, опустившись на одно колено, Асмус низко склонил голову пред опальной великой княгиней…

4

Великий князь Игорь изволил навестить супругу, великую княгиню Ольгу, ночью. Впрочем, Ольга предполагала и такой оборот. Игорь был склонен к оглушительной демонстрации своей силы, поскольку не ощущал ее в душе. И летели всадники в черных, расшитых по подолу золотом рубахах, гикая и стуча мечами о щиты, и редкие прохожие поспешно сторонились, норовя нырнуть в любую щель, только бы подальше от этих молодцов. Подобная потеха ласкала уязвленное княжеское самолюбие, а медоречивые бояре и приближенные ахали и всплескивали руками:

– Тебя боятся, как никого еще не боялись. Ничто не устоит перед тобою, великий князь!

Боялись не князя Игоря, а нечеловеческой жестокости его пыточных клетей. Правда, и сам великий князь порою любил посмотреть, как пытают, и послушать, как вопят от боли, призывая смерть. Таковы были обычные развлечения того времени, небогатого развлечениями иными.

Впрочем, это не совсем точно. Многие девушки и юноши из дворцовой челяди шепотом рассказывали, что вытворяют скоморохи, которые приходят из непокорной земли вятичей. Повеселив народ в отдаленных деревнях, они тут же и скрывались среди своих болот.

– Они великого князя в женской одежде показывают! – тихохонько, в кулачок хихикали девушки.

За такое порушение княжеского достоинства полагалась мучительная смерть в пыточных клетях. Только пойди разыщи этих скоморохов в земле вятичей…

Поначалу Ольге было крайне неприятно слышать подобные разговоры, и она строго пресекала их. А потом… Потом наступило некое раздраженное равнодушие, и она уже не повелевала челяди молчать. И в конце концов само это равнодушие приобрело не раздраженный, а злой и немного даже торжествующий, что ли, оттенок. Великие киевские князья никогда не садились на кобыл, видя в этом бесчестие, а сына Рюрика прилюдно показывали в женском платье…

Так что Ольга нисколько не удивилась, когда ее супруг заявился среди ночи с оравой всадников. Она вообще не думала об этом после разговора на языке ромеев. Бесстрашная откровенность Асмуса не просто поразила ее – она стала первым знаком крушения Игоря.

Ольга была истинной дочерью конунга, а потому знала, на что опирается власть. Да, на меч, да, на страх, да, на почти священный трепет простолюдина пред сиянием и непогрешимостью этой власти. Но все это лишь внешние стены глухого, таинственного, полного слухов и домыслов замка власти. Власть владыки опирается на преданность ближайшего окружения, а уж куплена эта преданность дарами или детской дружбой – второстепенно. Важно одно: когда это окружение дает трещину, через которую начинают один за другим утекать вчерашние друзья, дни власти сочтены. Годхард был первым, но он в то же время был одним из самых верных сподвижников ее отца, конунга и великого князя Олега, прозванного Вещим. Асмус был вторым, но, как ни странно, оказался первым среди молодой поросли, давшей кучные побеги подле Игоря. И если бегут они, если Кисана сумел провести никому не известный полураб-полузаложник из Византии, значит, по великому князю Игорю, сыну Рюрика, уже зазвучал погребальный плач.