Молодой Сталин - Саймон Себаг-Монтефиоре

Власти сделали серьезную ошибку, разрешив революционерам учиться в тюрьме. Эти одержимые самоучки усиленно занимались, а яростнее всех – Сталин. Его сокамерники рассказывали: “Он целый день читал и писал”. “В тюремной жизни он установил распорядок: вставал рано утром, занимался гимнастикой, затем приступал к изучению немецкого языка и экономической литературы… Любил он делиться с товарищами своими впечатлениями от прочитанных книг…” Другой заключенный сказал, что Сталин превратил тюрьму в университет. Сам он называл тюрьму “второй школой”.

Тюремщики были покладисты – либо потому, что революционеры были “из благородных”, либо потому, что их подкупали, либо потому, что они сочувствовали революционерам. Один из друзей Сталина был посажен в соседнюю камеру и попросил познакомить его с “Коммунистическим манифестом”. “Встречаться мы не могли, – вспоминал Сталин. – Но… я читал “Манифест”, находясь в своей камере, и в соседней камере могли слушать. Как-то во время одной из моих “лекций” в коридоре послышались шаги. Я прервал лекцию. Вдруг слышу:

– Почему молчишь? Продолжай, товарищ.

<…> Оказалось, что продолжать лекцию меня просил солдат-часовой”5.

Один текст наверняка циркулировал по “тюремному телеграфу”: в марте 1902 года марксист, теперь выступавший под псевдонимом Ленин, издал брошюру “Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения”. Автор требовал создать новый “авангард” безжалостных конспираторов; эта идея моментально расколола партию. “Дайте нам организацию революционеров – и мы перевернем Россию!” – обещал Ленин[63]6.

Ротмистр Джакели поймал батумских сосоистов, в том числе молодую хозяйку и подругу Сталина Наташу Киртаву. Когда Наташа вошла на тюремный двор, к ней подошел незнакомый арестант: “Товарищ Сосо просит вас взглянуть наверх, в окно”.

Наташа приняла меры предосторожности на случай, если это шпик. “Я не знаю никакого Сосо”, – ответила она.

Но, когда ее заперли в ее камере, у ее окна появился Сталин. “Скучаете, товарищи?” – осведомился он. Наташа поняла, что Сталин по-прежнему руководил борьбой – и в тюрьме, и за ее стенами. “За заботливость… все политические заключенные его очень любили”. О Наташе он действительно заботился хорошо. Однажды, когда она пошла повидаться с ним, один из часовых поймал ее и оттащил от камеры рукоятью сабли. Сталин потребовал, чтобы часового уволили. Его смелость завоевала ему не только популярность у заключенных, но и уважение тюремного начальства: он настоял на своем7. Им восхищались не только сосоисты: другой его сосед по камере признавал, что, хотя впоследствии Сосо стал чудовищем, “он был любезным и обходительным сокамерником”8.

Тифлисский прокурор решил: чтобы обвинить Сталина в руководстве батумским восстанием, улик недостаточно. Возможно, свидетели боялись и поэтому не показывали на Сталина. Это обвинение с него сняли, но он остался в тюрьме, потому что ротмистр Лавров расследовал другие обстоятельства: роль Сталина в Тифлисском комитете. 29 августа жандармы предъявили Сталину и его соратникам обвинение. Но бюрократические процедуры тянулись еще долго9.

Сталин заболел давно мучившей его грудной болезнью (иногда он говорил, что это проблемы с сердцем, иногда – что с легким). В октябре Сосо добился того, чтобы его вместе с подельником Канделаки переправили в больницу10. Вопреки революционной этике он трижды обращался к самому генерал-губернатору – князю Голицыну:

Все усиливающийся удушливый кашель и беспомощное положение состарившейся матери моей, оставленной мужем вот уже 12 лет и видящей во мне единственную опору в жизни, заставляет меня второй раз обратиться к Канцелярии главноначальствующего с нижайшей просьбой освободить меня из-под ареста под надзор полиции. Умоляю… не оставить меня без внимания и ответить на мое прошение. Проситель Иосиф Джугашвили. 1902 г., 23 ноября11.

Болезнь не мешала ему творить бесчинства. Когда 17 апреля 1903 года экзарх Грузинской церкви явился, чтобы отслужить обедню для своих заблудших сыновей, бывший семинарист организовал против него демонстрацию, после чего был заточен в одиночку. За этот бунт, не первый в карьере, Сталина перевели в более строгую Кутаисскую тюрьму на западе Грузии.

Через два дня, когда заключенных собрали для переезда, Сталин увидел, что Наташу переводят вместе с ним. Тюремщики стали надевать на него кандалы.

“Мы не воры, чтобы нам сковывать руки!” – отрезал Сталин. Надсмотрщик убрал кандалы. Эта история говорит об авторитете Сталина у заключенных и властей – царскую полицию можно было “прогнуть”, что было немыслимо в отношении советской тайной полиции[64]. Затем арестантов согнали в строй, чтобы провести через Батум. Сталин потребовал телегу для их вещей и “для меня, женщины, фаэтон”, с гордостью пишет Киртава. Невероятно, но Сталин, повелитель тюремной системы, и тут добился своего. Для девушки Сталина – только лучшее: Наташа доехала до вокзала в фаэтоне.

Когда поезд подъехал к Кутаису, Сталин задержал своих товарищей у выхода: “Пропустите Наташу вперед, пусть видят все, что и женщины борются против этих собак!”12

В Кутаисе власти попытались заставить заключенных слушаться. Политических расселили по разным камерам, но Сталин вскоре нашел способ сообщения и запланировал контратаку. Когда Наташу Киртаву увели из общей камеры в одиночку, ее “одолела тоска, неизвестность, и я стала плакать”. Сталин узнал об этом по тюремному телеграфу и передал ей записку: “Что означают, орлица, твои слезы? Неужели тюрьма надломила тебя?”

В тюремном дворе Сталин встретился с “умеренным” товарищем Григорием Уратадзе. Тот ненавидел Сталина, но почти что восхищался его “ледяным характером”: за полгода он “ни разу не видел его, чтобы он возмущался, выходил из себя, сердился, кричал, ругался, словом, проявлял себя в ином аспекте, чем в совершенном спокойствии”. У Сосо “размер улыбки зависел от размера эмоции, вызванной в нем…” Они познакомились на прогулке во дворе. Сталин ходил “походкой вкрадчивой, с маленькими шагами”, “своей нелюдимостью обращал на себя всеобщее внимание”, но в то же время он был “абсолютно невозмутим”.

Сталин враждебно относился к надменным интеллигентам, но перед более приземленными рабочими-революционерами разыгрывал учителя – Пастыря. Сосо “устроил чтение газет, книг и журналов, читал заключенным лекции”. Попутно он боролся со строгостью кутаисского тюремного режима. Местный губернатор отказывался выполнять его требования. 28 июля по знаку Сосо арестанты начали шумную забастовку – колотили в железные ворота так громко, что переполошили весь город. Губернатор приказал солдатам окружить тюрьму, но затем сдался, согласившись перевести всех “политических” в одну камеру. Сталин победил, но губернатор отомстил: камера оказалась худшей в тюрьме, на нижнем этаже.