Патриот - Терри Пратчетт

— Терпеть не могу гноллов, — Ангва зажала пальцами нос. — Они воняют просто кошмарно.

— Неправильно так о них отзываться. Без них улицы были бы куда грязнее, правда, Стули? — все так же дружелюбно возразил Моркоу. — Поднимешь это, подберешь то, иной раз стукнешь камешком, чтобы не сопротивлялось…

— …Чище едешь, долше буешь, — отозвался гнолл с бульканьем, которое вполне можно было принять за смешок.

— По моим сведениям, ты можешь знать, где сейчас обретается Снежный Склонс, — продолжил Моркоу.

— Ничво н'наю.

— Отлично.

Вытащив трезубые садовые вилы, Моркоу приблизился к сочащейся разными жидкостями тележке.

— Ничво н'наю ПРА… — поспешил добавить гнолл.

— Да? — Моркоу многозначительно качнул вилами.

— Ничво н'наю пра кандит'рскую лавку в М'ш'ничском пириулке.

— Это на которой еще надпись «Комнаты в наем»?

— Ыгы.

— Отлично. Благодарю за гражданскую сознательность, — похвалил Моркоу. — Кстати, по пути сюда мы видели дохлую чайку. На Пивоварной. Уверен, если поторопишься, будешь там первым.

— Пакедова, — с сопением попрощался гнолл.

Тележка задергалась прочь. Моркоу смотрел ей вслед, пока она, скрежеща по булыжной мостовой и подскакивая, не скрылась за углом.

— В душе они хорошие, — задумчиво произнес он. — Вот оно, наглядное свидетельство присущего нашему городу духа терпимости. Даже гноллы могут назвать его своим домом.

— А меня от них выворачивает, — поморщилась Ангва, когда они возобновили путь. — Кроме того, ты видел, на нем что-то росло?!

— Командор говорит, мы обязаны о них позаботиться.

— Этот человек сама доброта.

— Лично он голосует за огнемет.

— Не выйдет. Слишком много влаги. Кстати, неужели никто так и не выяснил, чем они на самом деле питаются?

— Лучше думать о них как… как о дворниках. Ты же не станешь спорить, что на улицах стало гораздо меньше мусора и мертвых животных, чем раньше.

— Да, но ты когда-нибудь видел гнолла с веником и совком?

— Так уж, видно, устроено общество, — вздохнул Моркоу. — Каждый норовит вывалить свой мусор на тех, кто ниже, — и так до самого последнего уровня, пока не найдется кто-то, готовый это вываленное есть. Именно так господин Ваймс и говорит.

— Да уж, — произнесла Ангва. Некоторое время они шагали молча, а потом она добавила: — Для тебя много значит, что говорит господин Ваймс?..

— Он отличный стражник и пример для всех нас.

— И… ты никогда не задумывался о том, чтобы поискать работу в Щеботане или где-нибудь еще? Анк-морпоркские стражники сейчас в большом почете, в других городах спят и видят, как бы заманить к себе на службу одного из них.

— Что? Оставить Анк-Морпорк? — тон, которым был задан этот вопрос, не оставлял сомнений в ответе.

— Нет… наверное, нет, — с печалью в голосе отозвалась Ангва.

— К тому же я представить себе не могу, что господин Ваймс будет без меня делать.

— Тоже точка зрения, — согласилась Ангва.

До Мошеннического переулка оставалось рукой подать. Переулок (название которого, кстати, совсем не соответствовало истине) располагался в самом центре гетто для, как назвал бы их лорд Ржав, «квалифицированных ремесленников» — то есть для людей, стоящих на социальной лестнице слишком низко, чтобы что-то решать, но в то же время достаточно высоко, чтобы за них можно было все решить. По большей части тут жили маляры и полировщики. Люди, обладающие не слишком многим, но гордые даже этим. Свидетельства данной гордости встречались повсюду. Для начала — начищенные до блеска таблички с номерами домов. Сами дома после долгих столетий стройки и перестройки располагались настолько близко друг к другу, что превратились, по сути, в одно длинное здание, но линии раздела между собственностью одного хозяина и собственностью следующего представляли собой своего рода произведения искусства — с такой точностью их провели, ни на волосок не зайдя на чужую территорию. Как не уставал повторять Моркоу, все это свидетельствовало лишь о том, что здесь жили люди, инстинктивно осознающие: основой цивилизации служит разделяемое всеми уважение к частной собственности. Ангва же считала местных обитателей прижимистыми сволочами, которые без денег не скажут вам даже, который час.

Моркоу бесшумно скользнул мимо витрины кондитерской лавки. На второй этаж вели грубые деревянные ступени. Он молча указал на мусорную кучу. Кучу по большей части составляли бутылки.

— Сильно пьющий? — одними губами вымолвила Ангва.

Моркоу отрицательно покачал головой.

Опустившись на корточки, она стала рассматривать этикетки, но ее нос уже сообщил своей хозяйке все, что нужно было знать. «Гомопата-логический Шампунь Достабля». «Травяной От-паласкиватпелъ Жаломыша — С Настоящей Травой!» «Тоник От Кожы Головы „Воши Вон!“ — Куча Травы!» И прочее в том же духе.

«Трава, ну точно, — подумала она. — Брось в горшок пучок водорослей — вот тебе и трава…»

Моркоу уже двинулся вверх по лестнице, когда Ангва коснулась рукой его плеча. Присутствовал еще один запах. Он, как копье, пронзал все прочие уличные ароматы. Запах из тех, к которым нос вервольфа особенно чувствителен.

Кивком показав, что ее знак замечен, Моркоу осторожно приблизился к двери. Потом ткнул пальцем вниз. Из щели под дверью натекла лужица чего-то темного и вязкого на вид.

Выхватив меч, Моркоу пинком вышиб дверь. Шпротвиль Склонс относился к своему заболеванию очень серьезно.

Большую часть свободных поверхностей его жилища занимали бутыли всех форм и размеров — наглядное свидетельство мастерства алхимиков и человеческого оптимизма.

Остатки последнего эксперимента Шпротвиля все еще пузырились в миске на столе, а вокруг шеи у валяющегося на полу было обернуто полотенце. Некоторое время стражники рассматривали покойника. Снежный отбыл в мир иной чисто вымытым и свежепокрашенным.

— Пожалуй, можно с уверенностью утверждать, что жизнь его окончательно и бесповоротно угасла, — наконец сказал Моркоу.

— Угу, — отозвалась Ангва.

Поднеся к носу открытый флакон с шампунем, она всей грудью втянула воздух. Тошнотворный запах маринованых трав сверлом ввинтился в носовые пазухи — но это было куда лучше, чем резкий, заслоняющий собой все остальное запах крови.

— Интересно, где его голова? — нарочито небрежно, словно говоря о вещи совершенно обычной, спросил Моркоу. — А, вон она куда закатилась… Кстати, что это так воняет?

— Вот! — Ангва демонстративно встряхнула флакон. — На этикетке сказано: четыре доллара бутылка. За такую гадость!

Она еще раз глубоко затянулась из бутыли с травяной жижей, подавляя зов сидящего внутри волка.