История Венецианской республики - Джон Джулиус Норвич

Пьяцетту расчистили и увеличили, как и площадь Сан-Марко. Возможно, готовясь к приезду Барбароссы, снесли старую стену Пьетро Трибуно. Она почти триста лет закрывала доступ с воды. За последние пять лет на площади подняли две из трех античных колонн, которые привез Витале Микеле из неудачной экспедиции на Восток. (Невезучий, как и всегда, он потерял третью колонну. Она ненароком упала за борт во время разгрузки и до сих пор лежит у Моло. Попытки поднять ее окончились неудачей.) Перед дожем предстал молодой венецианский инженер. Настоящее его имя было Николо Старатонио, но обычно его звали Бараттиери. Это прозвище в переводе с итальянского означает склонность к шулерству. Возможно, так оно и было. Нам известно, что он предложил поднять две колонны за право устроить между ними игральные столы. Дзиани согласился. Колонны были подняты и стоят до сих пор, позже одна из них была увенчана львом святого Марка, вторая — святым Теодором с крокодилом. Поставили и игральные столы. Вскоре после этого Большой совет распорядился проводить на этом месте публичные казни. Бараттиери не оставил своей инженерной деятельности, поскольку несколько лет спустя он занялся постройкой первого понтонного моста Риальто.

Государственный деятель, дипломат и строитель, Себастьяно Дзиани обладал редкими способностями реформатора. Нет необходимости задерживаться на подробностях его дальнейшей реорганизации административной машины, создании новых государственных учреждений, совершенствовании законов. Более важной для нас является философия, лежавшая в основании всей программы реформ. Целью ее была поддержка и усиление олигархических принципов, оказывавших определяющее влияние на венецианскую политическую мысль. Незадолго до своей отставки Дзиани созвал собрание, на которое пригласил главных чиновников и приказал им взять себе за правило предоставлять властные места самым богатым и авторитетным гражданам, «так как, увидев себя обойденными, они разочаруются и перейдут к насильственным действиям». Этот совет был не таким реакционным, как это кажется на первый взгляд. Некоторые благородные венецианцы смотрели на высокие посты как на неприятную ответственность, ограничивающую их личную свободу и куда менее выгодную, чем торговля. От гражданских обязанностей — дома или за границей — без уважительных причин отказаться было нельзя. За это с 1185 года следовали суровые наказания.

За шесть лет своего правления Себастьяно Дзиани добился многого. Но в момент избрания ему уже было больше семидесяти, и в 1178 году он решил уйти от общественной жизни и удалиться, как и некоторые его предшественники, в монастырь Сан Джорджо Маджоре. Там он вскоре умер, а позже его имя увековечили на палладианском фасаде, напротив имени Трибуно Меммо. В своем завещании он распорядился распределить ренту с определенных домов в Мерчерии между базиликой и церковью Сан Джулиано, чтобы те обеспечивали едой пленников государства, и другой собственностью на той же улице. Согласно его распоряжению, каждый вторник должны были подавать хороший обед двенадцати городским нищим, а его семье, в качестве урока в смирении, устраивать трапезу, состоящую из дешевой рыбы, вина и чечевицы. Происходило это в праздник святого Стефана, перед могилой которого постоянно горела лампада.

Незадолго до смерти Себастьяно Дзиани сделал еще одно изменение в процедуре выборов дожа. Вместо одиннадцати выборщиков, назначаемых Большим советом, было решено, что совет теперь будет назначать только четверых, и эти четверо будут выставлять команду из сорока человек, причем за каждого должно быть подано по меньшей мере три голоса из четырех. В результате этой процедуры — хотя она и упростилась в сравнении с прежними годами — в 1178 году выбрали Орио Мастропьетро, пожилого дипломата, служившего в посольствах Палермо и Константинополя и сыгравшего там ведущую роль в основании первого государственного займа Витале Микеле. Его дипломатический опыт сослужил ему хорошую службу, ибо на Востоке, как и на Западе, снова начали собираться грозовые тучи.

24 сентября 1180 года после долгой болезни скончался император Мануил Комнин. Следующие пять лет принесли Византийской империи нищету и смуту. Законным наследником Мануила был его двенадцатилетний сын Алексей, мать которого, Мария Антиохская, стала его регентом. Первая латинянка на престоле Константинополя была сестрой норманнского принца Боэмунда III. Мария открыто покровительствовала франкским соотечественникам в ущерб грекам, а потому подданные ее ненавидели. Первый бунт против нее провалился, но второй, в 1182 году, перешел в полномасштабную бойню, во время которой буквально все уроженцы Запада погибли, включая женщин, детей и даже больных в госпиталях. Весь франкский квартал города был разграблен, так что в сравнении с этим разбой, от которого одиннадцать лет назад пострадали венецианцы и генуэзцы, можно было назвать незначительным. Тем временем двоюродный брат Мануила, Андроник Комнин, пришел в столицу и захватил трон. Марию задушили. Вскоре после этого ее юный сын, которого заставили подписать приговор о смертной казни матери, тоже был удушен шнурком. У него осталась невеста, Агнес — византийцы перекрестили ее в Анну, — двенадцатилетняя дочь французского короля Людовика VII. Она приехала в Константинополь за несколько месяцев до бунта, однако из-за ее слишком юного возраста венчание не состоялось. Ничуть не смутившись, шестидесятичетырехлетний Андроник женился на ней, и этот брак был освящен. Последовали почти три года жестокости и террора, с которыми до самой Французской революции ничто не могло сравниться. Наконец, в сентябре 1185 года свергли и Андроника. Толпа растерзала его.

В предыдущий год до Риальто дошла новость, что короткий медовый месяц Венеции с Сицилией близится к концу. Король Вильгельм Добрый и королева Иоанна Английская — сестра Ричарда Львиное Сердце — были бездетными, так что следующей претенденткой на трон стала тетя Вильгельма, Констанция, а она была помолвлена с Генрихом Гогенштауфеном, сыном и наследником Фридриха Барбароссы. Для Венеции и городов Лиги перспектива такого брака была ужасной. Они долго чувствовали себя независимыми от империи, а происходило это в большой степени оттого, что у Фридриха не было в Италии постоянного дома, и по феодальному закону он не мог держать германские войска к югу от Альп. После заключения брака император стал бы не просто титулованным сюзереном, но и полновластным хозяином на полуострове.

Мало что можно было сделать, пока в Византии продолжался кризис, но как только Андроника не стало и на константинопольский трон вступил Исаак II Ангел, венецианцы не стали терять время. В 1186 году начались переговоры, и на следующий год заключили договор. За события 1171 года им была обещана полная компенсация, император вызвался защищать Венецию и ее территории от всех нападений, откуда бы ни исходила угроза. В ответ на это венецианцы обещали за счет императора за шесть месяцев построить на своих верфях от 40 до 100 галер. Каждые трое из четырех венецианцев, проживающих на территории Византии, призывались на службу на галерах под командованием венецианских офицеров, а те, в свою очередь, подчинялись имперскому адмиралу. (Поскольку на каждую галеру требовалась команда из 140 гребцов, можно предположить, что на территории империи до сих пор проживали около 18 000 мужчин призывного возраста.)

Исаак Ангел был порочным и слабым правителем — Никита Хониат писал, что он торговал правительственными должностями, словно овощами на рынке. Но вот почему он решил доверить постройку судов чужому народу, с которым империя последние двадцать лет находилась во враждебных отношениях — особенно когда Константинополь и сам обладал отличными судами, — понять невозможно. Венеция выигрывала во всех отношениях: ей пообещали имперскую защиту и дали власть над всем византийским флотом. Через шестнадцать лет Восточная империя окажется практически беззащитной перед венецианским флотом, и винить ей в этом придется только саму себя.