Приручить Сатану - Софья Бекас

и с неописуемой злостью впилась зубами в запястье. Ева вскрикнула от боли, но сразу замолчала, наблюдая новую страшную картину: ноги и руки Ады удлинились, став примерно одного размера, и покрылись редкой сероватой шерстью, лицо, а именно челюсть вытянулась в цилиндрическую форму и со всей силы щёлкнула, демонстрируя острые и явно нечеловеческие зубы. Существо закричало (или завыло, было непонятно) смесью детского голоса и собачьего воя и, кое-как поднявшись, стало медленно приближаться к Еве. Из оцепенения, в котором до этого момента пребывала девушка, её вывел целый хор посторонних голосов, донёсшихся откуда-то из-за деревьев, словно огромная свора собак откликнулась на зов своего предводителя. Как выяснилось позднее, Ева была не так далека от правды.

В кустах вспыхнули ярко-жёлтым огоньком глаза, затрещали ветки, и вскоре на детской площадке стали собираться бродячие псы всех пород и мастей, окружая девушку плотным кольцом, впрочем, Ева не обращала на них никакого внимания. Её главной заботой была Ада, — Ада ли? — которая в каком-то лихорадочном припадке то тряслась всем телом, словно от холода или страха, то пыталась подняться на задние лапы и выпрямиться во весь рост, чего не позволяли сделать тонкие собачьи конечности. Платье, в котором выходила на прогулку девочка, смотрелось теперь особенно сюрреалистично на существе, застрявшем своей формой между человеком и животным; Ева заплакала от переполнявших её бессилия и страха.

В бок девушки впилось что-то острое: большая лохматая и порядком ободранная собака держала в зубах ветку и тыкала ею Еву, требуя, чтобы та обратила на неё внимание. Впрочем, совсем скоро девушка стала сомневаться, что ей от неё что-нибудь нужно: пёс был явно не в себе, как и множество других бродячих животных, которых, к слову, становилось всё больше и больше.

Очнувшись от первичного шока и взяв себя в руки, Ева огляделась. На площадке никого, кроме неё и целой стаи бешеных собак, не было, даже Саваоф Теодорович куда-то бесследно испарился, словно не ходил и не разговаривал с ней пять минут назад. Ева ещё раз посмотрела на существо, которое когда-то было Адой и сейчас пыталось выговорить что-нибудь человеческое (что, по правде говоря, звучало довольно жутко), и задумалась. Ведь такого не бывает, этого… Не может быть… Облегчённая, но неестественная и неуместная в данной ситуации улыбка, словно полупрозрачный луч солнца, выглянувший из-за дымки облаков, появилась на её лице: этого не может быть! Это всё её личный, персональный бред! Ева медленно поднялась, отряхнулась и тихо засмеялась. Много лет назад она уже думала, какое чувство испытывает безумец в своих галлюцинациях и может ли им противостоять, осознавая, что всё, что он видит — иллюзия, нарисованная собственным воображением, и уже имела случай узнать ответ на это вопрос. Галлюцинации бывают визуальные, бывают слуховые, но не бывает осязаемых галлюцинаций… Тактильных… Разве только очень и очень редко, так редко, что можно сказать никогда. Ева стала осторожно подходить к корчившемуся на земле существу и протянула руку. Перед тем, как дотронуться до странного подобия собаки, в памяти девушки почему-то всплыли слова Марии: «Раз уж мы… Всё это затеяли, то надо идти до конца. Или хотя бы плыть по течению». Ева положила ладонь на голову существа и сразу отпрянула, вполне ясно ощутив тепло и мягкость шерсти. Это был не бред.

Собакам тем временем надоело бездействовать. Они разом требовательно взвыли, зарычали и вдруг… Поднялись на задние лапы, как люди. Пёс с веткой в зубах, который до этого тыкал девушку в бок, положил свою грязную лапу ей на плечо и заупокойным голосом спросил:

— Ты в квартире живёшь? В тёплой квартире? Аккуратной и чистой? А мы вот по подворотням бродим, как неприкаянные… И ты нас не боишься. Пошли к нам в гости?

Остальные собаки тоже заголосили, вполне дружелюбно убеждая её пойти с ними, однако Ева их не слышала и дружелюбного тона не замечала. Крик застрял где-то в горле; она сбросила лапу со своего плеча и кинулась прочь, расталкивая вставших плотной стеной псов, которые, впрочем, перед ней мгновенно расступились. Ева бежала, не смея обернуться, и как-то вскользь думала, что у всех них были косые глаза и одинаковый немного потрёпанный вид.

Никакой погони за ней не было, но девушка всё равно продолжала бежать, пока аллея не вывела её на пустынную набережную. Солнце, делающее из асфальтовой дорожки шкуру леопарда, светило сквозь растущие по бокам огромные кусты сирени и казалось в тот момент Еве каким-то совсем нереалистичным и неправильным. Ведь так не бывает: не бывает, чтобы можно было испугаться при свете, как говорится, средь бела дня. Утро было по-летнему тёплое, поэтому девушка смело стянула лёгкое вельветовое пальто и пошла уже медленней, постоянно оборачиваясь на каждый шорох. По реке шустро проплыл маленький катерок, огласив окрестности протяжным гудком; вспененная вода, выпрыгивающая из-под него мелкими волнами, окрасила поверхность в белый цвет. Позади Евы прогремел метромост, по которому она теперь каждые выходные ездит к Саваофу Теодоровичу, прогудели машины, уставшие стоять в вечных пробках, прошелестели волны под очередным пароходом… Жизнь била ключом, а на её фоне таким странным образом стояли перед глазами Евы говорящие собаки на задних лапах.

Ева никак не могла знать того, что произошло после её ухода на детской площадке. Когда она кинулась прочь, куда глаза глядят, бешеные псы, жутко вращая глазами, сначала потянулись за ней, вовсе не собираясь оставлять девушку в покое, но вдруг с дерева неподалёку прямо в центр толпы, где только что стояла Ева, слетел большой чёрный ворон, который, однако, через пару мгновений выпрямился и, встав в полный рост, оказался Саваофом Теодоровичем. Собаки растерянно остановились в ожидании, что он скажет.

— Не надо, — как-то мрачно и отрешённо произнёс он, поднимая правую руку в предупреждающем жесте. — На сегодня хватит.

Псы непонимающе переглянулись, но ничего не сказали. Самая большая и лохматая собака, которая держала в пасти ветку, вдруг стала принимать человеческие черты и через несколько секунд превратилась в гражданина Бесовцева с ржаным колосом во рту.

— Что случилось? — тихо спросил он так, чтобы другие не слышали. Саваоф Теодорович не посмотрел на Бесовцева, словно чего-то стыдился, хотя само такое явление как стыд было явно не про него.

— Перегнули палку, — скупо бросил Саваоф Теодорович, медленно обводя взглядом стоящую перед ним стаю бешеных собак. — Не сейчас. Послезавтра бал… На нём можно. Да. Послезавтра бал… — ещё раз тихо повторил про себя мужчина, кивая каким-то своим загадочным мыслям. — Ну так я вас всех на него приглашаю! — крикнул вдруг он в порыве