Красная помада для бибабо - Алёна Воля

— Спасибо, но я лучше сама. — Морщась от тяжелого молчания, попыталась вылавировать: — Мне к подружке надо. По чисто женским делам. — Добавила первое, что пришло в голову. Зря.

— И какие же это «чисто женские дела» существуют? А ну, просвети. — Марк Янович притормозил у обочины и повернулся ко мне, буравя взглядом.

— Например, эпиляция зоны бикини. — Выдала, не моргнув глазом. — Она в Египет летит. В отпуск.

Директор сощурился, всем своим видом показывая, что не очень-то мне верит, но слова об отпуске сбили его с толку. А все дело в том, что когда я в порыве какого-то душевного дисбаланса вдруг решила не отказываться от отдыха и все дела с ремонтом отложить на лето, он меня попросту не отпустил. Не то, чтоб я сильно расстроилась из-за этого (все, кто хоть раз был влюблен, прекрасно знают, что расставаться с объектом желаний не хочется даже на день), но тешить его самолюбие тогда не стала.

Марк Янович еще посмотрел внимательно какое-то время, после чего молча завел машину, и мы поехали дальше.

Если бы времени в пути тогда было больше, то, думаю, что попросила бы отвезти меня домой, так как напряжение никуда не делось и его молчание только добавляло тяжести и без того неприятной атмосфере.

Все случилось уже в квартире. Вульф помог мне раздеться, продолжая играть в молчанку. Я же, следуя за ним вглубь, не выдержала:

— Марк Янович, пожалуйста, дайте мне немножечко свободы. Ничего плохого я не делаю и многого не прошу. — Договорить не успела, так как была подхвачена и усажена на кухонный стол.

Он уперся руками по бокам и наклонился очень близко:

— Солнце, давай договоримся, что ты никогда не будешь мне врать. Хорошо? — от тона, которым были сказаны эти слова, по моей спине пошел холодок, а следующие заставили задеревенеть от страха: — Это была просьба. Надеюсь, ты еще помнишь, что я не люблю повторять их дважды?

В одну секунду мир треснул и перевернулся.

В его глазах светилась ярость, и от этого по плечам вдоль рук прокатился жар, пощипывая. И мне в один момент захотелось оказаться как можно дальше от него. Наш разговор в его кабинете, когда я писала заявление на отпуск, не забуду до конца жизни. И сейчас ощущения были точь в точь как тогда.

— Помню. — Прошептала в ответ каменными губами.

— Вот и отлично. — Управляющий провел рукой по щеке, коснулся подбородка. — Так куда ты завтра собираешься? — спросил ласково и удушающе неприятно.

— К Диане.

— И почему это секрет?

— Потому, что не хочу говорить с вами о ней. — Мне было так плохо от ужаса, который испытывала, что казалось, сейчас свалюсь на пол.

Вульф задумался ненадолго, потом спросил:

— А в прошлые разы ты где была?

— У нее.

— Вы… так близки?

— Она моя сестра.

— У меня тоже есть сестра, но я не вижусь с ней каждую неделю.

— И что? — «Ого! Откуда это моя храбрость вдруг вылезла? Из какой щели?» — мелькнуло в голове.

— Просто удивительно для меня. — Он усмехнулся, и дышать вдруг стало легче. Опять провел рукой по щеке, только в этот раз я отклонилась в сторону, чем заставила исчезнуть улыбку с его лица. — Это необычно: в обязательном порядке — встреча с ней на выходных.

— Диана беременна. Я помогаю, как могу. — Объяснила ровным голосом.

Управляющий чуть застыл, потом спросил:

— Давно?

— Пять месяцев.

Почему я тогда не обратила на его реакцию внимание? Не знаю. Скорее всего, потому, что была напугана, и мне до жути хотелось домой. А с другой стороны, даже узнай правду, это уже ничего бы не изменило. Разве что самоуважение пострадало бы меньше. Но, обо всем по порядку.

— Я завтра отвезу тебя и подожду столько, сколько будет нужно. — Марк Янович легонько коснулся губами моих губ.

— Хорошо. — Согласилась, ощущая тошнотворный беспомощный трепет.

Он хотел поцеловать, но я непроизвольно стиснула зубы и начала отклоняться назад.

— Не делай так. — Сказал после недолгой заминки, — и меня окончательно поглотила паника. В этих трех словах было все: просьба, угроза, мольба, злость, горечь и призыв. — Пожалуйста, не делай.

— Я… я домой хочу. — Выдавила, когда наскребла по сусекам последние крохи смелости, и одновременно поражаясь, как в течение пары минут отношение к нему изменилось. Разница состояла в том, что если раньше он вырабатывал во мне эстрогены, то сейчас — адреналин. В какой-то момент пришло грубое, холодной отрезвление.

Увидев, как его ладони сжались в кулаки — сердце больно дернулось, а когда он качнулся вперед, ко мне, вздрогнула и сжалась одновременно.

— Саш, чего ты? — спросил, обнимая. — Я тебя напугал? — теплый воздух его дыхания коснулся макушки.

Не имея сил отвечать, кивнула.

— Не бойся меня. — Попросил, поглаживая руками спину, потом немного отстранился, заглядывая в глаза и твердым тоном произнес: — Запомни. Я ни разу в жизни не поднял руку на женщину и никогда этого не сделаю. Поняла?

— Да. — Сказать вслух, что его слова в тот момент не играли особой роли, не достало силы. Страх по отношению к нему был комплексным. Он не касался именно физического аспекта.

— Иди сюда. Поговорим. — Подхватил и перенес на диван, где посадил на колени лицом к себе. Поза, как по мне, была провокационной и не подходила для серьезных разговоров, но вырываться я не стала.

Марк Янович взял мои руки и по очереди поцеловал ладони:

— Послушай меня. — Запнулся на секунду, собираясь с мыслями, и продолжил: — Одной из причин моего второго развода была ложь. И с тех пор я ее чувствую на невербальном уровне, понимаешь?

— Да.

— Не ври мне. Никогда. — Провел руками по плечам. — И все у нас будет замечательно. — Зацепил резинку в моих волосах и стянул ее; пропустил освободившиеся пряди сквозь пальцы. — У любого нормального мужчины есть две стороны. Светлая — для своих, темная — для чужих. Тестостерон так работает, физиология. И есть грани, переступать за которые не стоит, если не хочешь узнать мою изнанку. Хорошо?

— Да. — Происходящее почему-то напоминало триллер. Каждое сказанное им слово было пропитано предостережением. Это не только не успокаивало, а наоборот, заставляло конечности окаменеть окончательно.

Фридрих Ницше сказал: «… если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». Так вот я в тот вечер заглянула в глаза монстру и почувствовала откат. В его зрачках была пропасть, на дне которой колыхались хтонь мрак и жуть. Застывший взгляд кобры. И движения. Такие же страшные: плавные и предупреждающие.

Мне очень хотелось уйти от него, но инстинкт самосохранения заставлял замереть и не двигаться.