Две сестры и Кандинский - Владимир Маканин

Двое, каждый со своим инструментом, плюс вокалист со своей глоткой.

Саксофонист по-быстрому передал Максиму его ж/д билет: — Вот тебе. До Новосибирска. Запомни! В одну сторону билет!.. И вали! вали вон из Москвы!

Саксофонист впрямую наставил на Максима свой саксофон — и серебристая труба, прощаясь, издала два-три издевательски неприличных звука.

Но особенно озлен вокалист: — Ты нам осточертел! Топ-менеджер! Ни хрена не можешь, не умеешь!.. Устроимся без тебя завтра же!

И, оформляя насмешку, вокалист выдал своим бесценным горлом глумливую руладу. Йодль на карпатский манер.

Так что каждый из музыкантов выразил презрение провалившемуся руководителю. Каждый по-своему.

Не отстал в прощальной потехе и барабанщик. Забарабанил по-дурному. Еще и кричал-вопил: — Сколько времени потеряно. Я гений! А мои руки… Верни мне мою левую! Моя гениальная левая! От безделья усохла!

— Левая — это обычно от портвейна, — вяло огрызнулся Максим.

Но все трое уже разбежались.

Инна как свидетельница. С горестной иронией: — И невеста ушла. И рок-группа испарилась.

Милиционер со стороны иронии не почувствовал, молодой!.. и всерьез утешал Инну:

— Не жалейте их!.. Ужасная группа… Я «Квинту» дважды слышал. Отстой!

* * *

Ольга одна… Она вслушивается в себя — в невнятную остаточность своих скорых «любвей». Как высоко ни неси голову… Мужчина ушел. И на месте каждого такого ухода-расставания маленькая черная дыра. Неплодородный истощенный слой земли… Там уже не растет.

После каждой любви постыдное ощущение особенностей женской жизни. Вот результат! Женщина, спеленутая с мужчинами… Женщина уже не мыслит, не помнит себя без них. Мужчины — это и есть женщина. И чем выше она несет голову, чем круче ее гордыня, тем ей нагляднее и больнее.

* * *

Макс Квинта и Инна не ушли, стоят на тротуаре.

Надо бы уже им разойтись, но похоже, молодую женщину удерживает некая ее мысль.

— Да-а. Моя сестра тебя круто… Нокаут!

Максим сует ж/д билет в один карман, затем нервно перепрятывает в другой. Бормочет. Путаясь в трех словах:

— Я ее любил. Но то, что Олька сделала… вернее, не сделала… То, что она не сделала на прощанье… Не захотела сделать…

Инна смеется.

Выждав еще полминутки, Инна решается сказать:

— Могу тебе предложить поехать… Со мной. В Питер.

— В Петербург?

— Ну да. Если о рок-музыке, там гораздо лучше и привольнее, чем в Новосибирске… Со мной в Питер.

— Ты же была в Питере. Только что.

— Ну и что. Я хочу еще и еще. Ты же знаешь — я больна этим городом.

— Зачем тебе я?

— Как зачем?.. Интересный мужчина. Музыкант. Не пьет, не курит.

— Как раз хочу закурить.

— Это можно… С горя… Кури. Я тебя понимаю… Я ведь младше сестры.

Инна касается его плеча:

— Нам с тобой будет легче и проще понять друг друга. Мы ровесники. И у тебя, отметь!.. в эту горькую отказную пору как раз никого… никакой женщины. Бедный!

Доносятся — уже из далекого далека московских улиц — издевательские звуки уходящих трех гениев. Гордые! Ах, как они уходят!.. Особенно выразительны горловые йодли вокалиста.

Инна смеется: — Подумать только. Моя сестра кормила эту шайку.

Максим: — Я с ними разобрался.

— Перестань!.. Это они с тобой разобрались.

— Мои пацаны!

— Так что насчет Питера?

— Бред.

— Молодая хорошенькая женщина — для тебя бред?

— Ежу ясно. Чистый бред.

Последний, очень далекий умирающий звук саксофона.

— Я, Максим, не из жалости к тебе зову с собой. Ну-ка, взбодрись! Выше башку! Ты же, надеюсь, не пал духом?

— Я потерял трех гениев.

Инна смеется: — Перестань.

— Я потерял Ольгу.

Инна смеется:

— Объясняю потерявшим Ольгу… Ольга красивая. Ольга быстро разочаровывается в мужчине. Она бросает… Не знаю почему… Но зато знаю другое — все мужчины моей сестры замечательные. Отметь!.. у нее каждый выстрел — попадание. Глаз женщины-снайпера… Притом что она даже не целится. Небесная гарантия. У нее получается само собой.

— Жаль, Инес, ты не музыкант!

— Жаль, что мне всегда интересен мужчина, оставленный сестрой.

— Ну хоть бы на фоно ты играла. Я бы тебя сразу в клавишные.

— Я пока что иду за Ольгой след в след. Но это не значит, что я ее подобие. Нет и нет!.. Я сама по себе. Я открыла город Питер… Я открыла екатерининских братьев Орловых… Я…

— Да ладно тебе!

Рюкзак, не мешая долгому разговору, лежал на земле. Максим поднимает его.

— Пора ехать.

— Езжай.

Помолчав, Максим говорит сильно запоздалые слова:

— Я ведь не себе брал ее деньги.

— Знаю. Не парься. Мы знали… Мы с Олей знали, что ее деньги уходят на гениев.

— Спасибо, Инес.

— Ты не воришка — ты неудачник. Мы знали.

И совсем уже издали последний, сдохший звук уносимого саксофона.

— Ну так что, красавчик-неудачник, насчет Питера?

— Нет, Инес… Я всё напрямую. Я рок-музыкант. Зачем мне классические полутона?

— В Питере еще как интересуются рок-музыкой.

— Возможно… Но раз уж Ольга дала мне пинка — я в Сибирь. У отца там друзья… Я все вот о чем думаю, Инес, будут ли друзья отца — моими друзьями?.. Мне ведь нужно искать молодых!.. Я их найду, можешь не сомневаться.

Он воодушевляется:

— Рок-группа из крепких молодых сибирских ребят. Группа «Запах кедра»! Или проще: «Скипидар!»… Или еще проще и вызывающе: «Хвойный отсос»!.. А в Москву ровно через десять лет… Вернусь. День в день, Инес!.. Встреча здесь. Моя сибирская группа будет уже суперзнаменита… Встреча на этом самом месте. Возле этой занюханной ментовки! Запомни… На этом самом месте, Инес!

Инна со вздохом: — В Питер хочу.

— Инес, ты обратила внимание, что мои гении купили мне билет как-то странно. Как-то сухо — без сдачи. Ни рубля. Ты потрясена, нет?.. А я потрясен… Свинство, Инес! Ты прочувствуй… До Новосибирска без глотка пива, всухую!

— Я бы прочувствовала, если бы билет был в Питер.

— Инес! Глупышка!.. Питер — это же мечта. Верно?.. А разве мечту покупают?.. Разве мечту просят?