Эхо Древних - Анджей Б.

все равно полегли бы. У того постарше, который сотник Кабай, под рогожей припрятан тяжелый тесак. А у Томши Рыжего, который в кустах засел и Пархима в плен взял, имелся заряженный кавалерийский самострел. Так что, слава богам, что обошлось без кровопускания. Не хотелось бы заплатить жизнями за котелок мясной похлебки.

Шнырь привстал, обвел взглядом мужиков, рассевшихся вокруг костра и почтительно слушавших разговор. Хитро прищурился и воскликнул наигранно радостным и бодрым голосом:

- А что, хлопцы, станем плечом к плечу с удалым рубакой Томшей? Поддержим героя?

Губы слышавшего это сотника Кабая разошлись в насмешливой улыбке, обнажив неровные зубы со сколами. Рыжий Томша брезгливо поморщился:

- Лижи-лижи, да не слюнявь! Подхалимов всяких видал, но ты прям особенный.

Рожа Шныря пошла красными пятнами от обиды. Он замотал головой, не соглашаясь с обвинением. Но, опасаясь снова ляпнуть что-то не то, молча сел на своё место.

- А вы «Стойких чертей» знали? – сменил тему разговора Шмелек, - мы спасли одного ихнего, Зюмой звали. Из реки выловили.

Томша нахмурился, пытаясь вспомнить имя, а потом отрицательно покачал головой:

- Не, ни с какими Зюмами я не знаком. А о роте «чертей» слыхал, конечно. Головорезы, трусы и подонки. Не гнушаются самыми подлыми заказами. Например, подавляли крестьянские восстания или подчистую вырезали целые поселения заблудших в вере, вместе с детьми и женщинами.

Услышав такое, мужики зароптали. Они-то думали, что «Стойкие черти» - герои, сложившие головы под знаменами Кевина Изумрудного в защиту их деревень, а тут такое, оказывается…

- Настоящих сражений стараются избегать, а вот пограбить всегда рады, - продолжал Томша. – Их капитан, Харкель, за деньги согласится мамку родную покрыть.

- Уже не согласится…

- А?

- Нету больше этого капитана. Болтали, что разорвало его через задницу каким-то щупальцем. В той самой битве, на которую мы опоздали…

- Туда ему и дорога, - ответил Томша, но всё-таки помрачнел, задумавшись о чем-то. Повернулся к своему командиру:

- Получается, что не возьми мы тогда за перниковской развилкой чуть севернее, успели бы к той битве?

Сотник Кабай встал со своего места, отложил обструганную палочку, вложил нож за сапог. Потянулся, хрустнул суставами, и только потом многословно ответил:

- Зачем было выживать, прорываться с боем от самой границы, трое суток сидеть в вонючем болоте, чтобы через пару дней сдохнуть в мясорубке под стягом Изумрудного лорда? Беспечного сосунка, проморгавшего вторжение, оставившего пограничные укрепления на растерзание врагу. Ты слышал, что мужики рассказали – там был полный разгром, безнадежная резня. Не для того я спасал свою и твою шкуру.

- И то верно…

- Но и в Орсию вы тоже не успели, прям как мы? – спросил кто-то из мужиков.

Кабай хмыкнул, Томша ответил за него:

- А мы в город особо и не рвались. Стены защищать там есть кому и без нас. У порубежников другие таланты, знаешь ли…

- Ну так если рубежей больше нет, все остроги захвачены…

- Враг уходит на север, а мы остаемся здесь, смекаешь?

- Не особо…

- Ну и дурень. Объясняю: это как в драке противник к тебе спиной повернулся. Хочешь – влепи обидный подсрачник, а хочешь – огрей по затылку так, чтоб враз закончить дело. Вот и мы остаемся позади их войска, видим спину.

- Чтобы сзади напасть, значит? Ага, теперь смекаю, кажись…

- Молодец, сообразительный, - язвительно усмехнулся Томша. – Так что, если вы, мужики, и вправду хотите воевать – добро пожаловать в отряд. Но сразу скажу: готовьтесь к тому, что батька Кабай с вас семь шкур спустит. Будете учиться не только драться, но и прятаться, наблюдать, подкрадываться, устраивать засады. И безропотно повиноваться командиру, конечно. На войне иначе нельзя.

Мужики замерли. Снова требовался тот, кто решится первым. А стадо уже потопает за ним. Крестьяне – они и есть крестьяне.

Только вот Пархим и Гнездо сидели молча, обиженные на то, как легко, словно с детьми, справились с ними выжившие пограничники. Шнырь тоже не высовывался – в подхалимы («шестёрки» по-каторжански) лезть больше не собирался. И тогда решился Шмелек.

- Я с вами. Семьи нету, никто не держит. Давно собрался воевать, но пока как-то не складывалось.

- Считай, сложилось, - подбодрил Кабай. – Воевать научу. Станешь воином, а не мясом, как большинство ополченцев, что остаются гнить в поле после первого же сражения. Как зовут?

- Шмелек…

- Будешь Шмелём у нас, значит.

Как и ожидалось, решился первый – подтянулись и остальные. Мужики один за другим начали проситься в отряд. Не отказался никто – постеснялись.

Глава 25

Вопли Бориша, то проклинающие, то умоляющие, становились всё тише, пока не смолкли окончательно. Похоже, он всё-таки сорвал голос и полностью выбился из сил, пытаясь вырваться на свободу. Конечно, запереть его в сарае – идея на первый взгляд подлая. Но что ещё оставалось делать? Психованный молодой папаша ничего бы не изменил. А кабы решился силой отбивать младенца, то и сам получил бы от чернокожих копьё в брюхо. В таком деле истерика не поможет. Так что временное заключение – вынужденная мера, ради его же пользы, поможет спасти Бориша от верной гибели.

Другой вопрос: а захочет ли он жить, потеряв жену, а затем и ребенка? Все-таки личность творческая, ранимая, мало ли что в голову взбредёт…

Надо будет подумать над этим, ведь должен быть какой-то подход к бывшему товарищу. Может ещё удастся достучаться, поговорить, объяснить. Чтоб не остаться лютыми врагами до конца жизни…

Впрочем, одному богу ведомо, кто доживёт до завтра. Да и то… Какому богу? Угасшей для нас имперской звезде? Или требующему младенческих жертв чудовищу - Нгарху? А может спрятавшемуся от людей огровому шишу?

Процессия, выходившая из деревни, оказалась достаточно внушительной – человек пятнадцать, если не больше. И это не считая шедшего впереди Таруя и его черных охранников. Мишек никого с собой не звал, хотел пойти сам, в одиночку, но подобную затею от соседей не скроешь – все как на ладони один у другого. Вот и увязались следом Рафтик с парочкой других мужиков, жена его Нюшка (что за баба - мужу самостоятельно и шагу ступить не даст), как всегда невозмутимая Клюша, да десяток других баб, всхлипывающих горестно и слезливо. Хорошо хоть детей удалось разогнать и запереть по домам.

Мнение о Мишеке у односельчан поменялось очень быстро, буквально за сутки. Начали смотреть искоса, осуждать за