Демонология Сангомара. Удав и гадюка - Д. Дж. Штольц

— Сэр Рэй. Прикажите своим людям молчать по поводу смерти отца.

— Как скажете, госпожа… — рыцарь смутился. — Но… Кхм… Рано или поздно все равно все узнают.

— Не узнают сэр Рэй. Отец за сезон оправится.

— Что значит…

А потом сэр Рэй замолк, захлопнул рот и подошел ближе к постели. Ему показалось, что глаза стали подводить старика, но нет. Кровь Филиппа, тягучая и густая, на мгновение показалась из проломанных ребер и переползла змеей через одно. То тут, то там она бурлила, жила и двигалась по мертвому телу.

— Это… Это… Что это? О Ямес!

— Успокойте солров, Сэр Рэй. Скоро отец пробудится. Никаких донесений в Брасо-Дэнто, никаких рассказов в тавернах про убийство Бестии! Отберите пару воинов, пусть помогут распределить… — Йева нахмурилась. — Спустите сундуки с разрубленной Бестией в подвал, Дорин вас проводит. Вам ясно?

Тараща свои и так чуть выпученные глаза, старый капитан гвардии кивнул, вышел на ватных ногах в коридор и спустился вниз. Он знал, кто такой Филипп, он помнил разговор с Уильямом про то, что Белый Ворон — особенный. Но слова Йевы его не на шутку напугали. А потом сэр Рэй Мальгерб остановился, замер как вкопанный и сказал сам себе.

— Черт возьми, плевать, что там за силы! Лишь бы милорд ожил!

И направился сначала исполнять приказ, чтобы потом, после сделанного дела, ввалиться в харчевню и напиться до чертиков.

Йева в это время гладила белое и умиротворенное лицо отца. Морщины вокруг его глаз разгладились, а всегда сведенные на переносице брови приняли обычный вид. Выражение лица Филиппа стало мягче, и, если бы не изуродованное туловище, можно было бы подумать, что он спит. Граф теперь казался моложе и спокойнее.

— Простите меня, отец, — Йева стала пропитывать полотенцем влагу с вымытых седых волос. — Я писала Вам, что в Офурте все хорошо. Но это от моей слабости. За тридцать лет я так и не смогла сделать то, что вы сделали за пару дней.

Йева до конца обтерла тело, которое перестало кровоточить, и укрыла Филиппа несколькими одеялами. По рассказам Горрона графиня знала, что в условиях тепла и покоя Старейшины всегда регенерируют быстрее, поэтому задачей Йевы было обеспечить мертвецу комфорт. И тогда он оживет, непременно оживет. Иначе и быть не могло.

Заботливо накинув еще пару хлопковых льняников на Белого Ворона, вымученная женщина легла на край кровати и прикрыла глаза. Она отчего-то очень устала. Что-то грызло ее внутри, и Йева не знала, как выбраться из этого опутывающего душу мрака одиночества и горя.

Элегиар, конец 2150 года, зима

— Курчавый, вставай! — Юлиан дотронулся до спящего раба, когда все остальные уже одевались.

Смуглый мужчина с маслянистым хитрым взглядом потянулся, открыл один глаз и увидел нависшего над собой северянина.

— А, Ворона, ну чего так рано… — пробормотал раб и снова прикрыл глаза, чтобы досмотреть сладкий сон.

— Туй не в духе, помнишь?

Курчавый подскочил, будто его огрели чем-то по голове. Вспомнил, надсмотрщика вчера выпороли за то, что он заснул посреди бела дня на хозяйской скамье, пока рабы ходили сами по себе без присмотра. Из-за этого Туй не получит женщину на праздник Гаара, и все рабы знали, что им теперь придется несладко.

И действительно, спустя пару минут засов резко откинулся в сторону, а пожилой Туй злобно распахнул дверь. Маленькими впалыми глазками он уже искал жертву, которая была бы не одетой, чтобы выпороть. Однако все стояли, как по струнке, облаченные в шаровары, рубахи, жилетки и теплые плащи, и готовые, так что надсмотрщик как-то неожиданно растерялся. Злоба его сжалась и ушла вглубь, готовая выйти, когда найдется повод. Надсмотрщика подозвал к себе стражник, и тот ненадолго скрылся в доме.

— Хех, Туй обосрался! — с ухмылкой обратился к товарищам Аир, а затем повернулся к Юлиану. — Спасибо, Ворона. У тебя уши золотые.

Юлиан улыбнулся.

— Ты шапку-то надень, а то отмерзнет золото, — оскалился Аир, видя, что вампир вновь вышел на улицу налегке, да еще в расстегнутом плаще.

— Ты за свою спину лучше переживай, вон Туй идет.

Из дома выскочил багровый Туй и снова кисло скривился, увидев, что все на своих местах: кто-то метет, кто-то следит за деревьями, кто-то ковыряет мерзлую землю, убирая корешки опарийки. Это вредное растение-лоза любила оплетать цитрусовые деревья сада, змеей обвивалась вокруг азалий, ладанников, гибискусов и насмерть душила их.

Боролись с ней рабы неистово, однако это растение-паразит имело глубокие корни. И сейчас, зимой, скучающих невольников послали доставать из мерзлой земли корешки опарийки, чтобы по весне с ними было проще воевать.

Юлиан стоял на холодной земле на коленях и пальцами целой руки выдирал лозу из земли. А затем ловким образом большую часть сорняка кидал в шаровары, отодвинув и без того ослабленный кушак. Он так делал уже четыре месяца и был очень рад, что опарийка чертовски живуча и без устали лезла из земли даже зимой, устремляясь к другим растениям.

— Эй, бездельники! — закричал Туй озлобленно. — Живо за работу.

В воздух взвилась плеть, раздался хлесткий звук, и раб по кличке Гусь, который получил такое прозвище за своеобразную походку и горбатый нос, взвыл.

— Лучше мети! Завтра у хозяина будут гости!

Гусь склонил голову к груди, сжал губы и обиженно замахал метлой как можно чаще. Ну а Туй, выпустивший немного пар, сел на табурет и стал наблюдать за невольниками. Услышав про гостей, Юлиан отметил, что завтра придется действовать осторожно — Илла может вернуться раньше положенного.

К вечеру, когда все слегка подустали, и город подернулся сумрачной вуалью, Юлиан на корточках заполз за здание барака, продолжая ковыряться в земле. Затем, выглянув и прислушавшись, убедился — дверь на крытую террасу дома Иллы закрыта, шторы плотно задернуты, а надсмотрщик сидит на стуле и думает о чем-то своем. Юлиан резко разогнулся. Он разулся, встал на обувь, чтобы ноги остались чистыми и, чуть покачнувшись, прыгнул на стену здания и зацепился рукой за парапет. Легко и изящно подтянулся, выглянул, осмотрелся по сторонам и затащил себя на плоскую крышу. Та была со всех сторон укрыта парапетом, украшенным внешне орнаментами. Лишь в одном месте, позади барака, стенку пробили для стока воды.

Юлиан упал животом на крышу, прополз по-пластунски к высокому ограждению и скрылся за ним. Затем выгрузил из шароваров всю набранную лозу и принялся за привычную работу. В сгущающихся сумерках его пальцы ловко работали, переплетая между собой лозы размером с мизинец, а уши внимательно слушали, что происходило вокруг. За столь долгое время вампир приспособился действовать во всем одной рукой, пока вторая покоилась под рубахой. За полчаса он успел сплести веревку длиной в палец, затем взял конец уложенной вдоль парапета и придавленной камнями веревку длиннее, уже в пять васо, и вплел в нее маленький кусочек. Благодаря особенностям растения веревка еще не начала гнить, но Юлиан переживал, что рано или поздно это произойдет. Он мог бы найти место посуше, но тогда под риском провала оказывался вообще весь план побега.