Подружка для ударника - Катрин Грэк

Их Илья тоже ненавидел.

В юности он ни раз спорил по этому поводу и с родней, но те не видели ничего ужасного в имени сына и более того, часто напоминали, что очень многие не только в Лондоне, но и во всем Королевстве были бы счастливы стать одним из Блэкстоунов, а он неблагодарный мальчишка этого не ценил. Илье же было плевать, кто и кем хотел бы стать, ему было важнее оставаться собой. Но когда ты единственный ребенок и наследник Энтони Блэкстоуна, двенадцатого графа Нортвуда, одного из влиятельных людей Англии и прочее, то ты можешь быть кем угодно, но только не собой. Поэтому неожиданный развод родителей и дальнейший переезд в Россию вместе с матерью, Илья воспринял спокойно, если не сказать радостно. Мать, от такой реакцией тринадцатилетнего сына, забеспокоилась не на шутку, поэтому еще какое-то время после приезда на Родину таскала его к психологу. Все боялась, что Илья мог заполучить психологическую травму, из-за всего случившего в последнее время. А Илья был просто счастлив. Ему наконец-то удалось вырваться из этой вечно сырой и пасмурной страны, где каждое его слово или шаг были под пристальным наблюдением отца, его родителей, знакомых, учителей и черт знает кого. Он был безумно счастлив, что больше никогда не пойдет в школу для мальчиков и не наденет дурацкую форму с эмблемой лицея. А еще Илья был благодарен матери за то, что та в свое время настояла на его обучении русскому языку и тщательно следила за его продвижениями в этой области. Уже через год после переезда он говорил на родном языке матери совершенно чисто, и без былого акцента. А как только стал совершеннолетним, сразу же сменил имя и фамилию. Больше он не был Ульямом Блэкстоуном — по крайней мере, в России — теперь его официально звали Савенко Илья Антонович. Он взял девичью фамилию матери, а вот с отчество пришлось немного помудрить и подобрать имя максимально близкое к имени отца. Когда последний узнал о поступке сына, то пришел в ярость. Звонил и долго ругался, орал в трубку, но Илье было все равно. Ничего менять он уже не собирался.

После развода мама ушла с головой в работу, открыла клуб и постепенно ее дела пошли в гору. Дома она появлялась чаще всего за полночь, тем самым предоставляя сыну полную свободу. А он пользовался этим на полную катушку. В пятнадцать лет Илья впервые перекрасил свои темные от природы волосы в пепельный цвет, чем шокировал мать, но если от покраски шевелюры она оправилась быстро, то на татуировки и пирсинги, появляющиеся на теле сына-подростка реагировала уже не так благодушно, и они некоторые время ругались по этому поводу. Но Илья нашел способ успокоить мать.

Однажды парень специально дождался родительницу с работы и когда она, еле волоча ноги от усталости, зашла домой, то он как истинный мужчина засуетился вокруг нее: помог снять пальто и сапоги. Затем отправил ее принимать горячую ванну с любимыми маслами и прочей бабской хренью, которую сам для нее подготовил, а потом, когда мама разомлевшая и довольная, вышла к нему, он угостил ее легким поздним ужином, а потом и вовсе порадовал женщину любимым десертом — Бланманже с вишней. Илья решил, что в такой обстановке будет наилучшим начать разговор, что называется по душам.

— Илья, ты что-то натворил? Мне стоит начать волноваться?

— Ма, ну че ты сразу о плохом думаешь? Ничего я не натворил! — возмутился Илья.

— Уверен?

— На все сто, — закивал он, а сам затаив дыхание смотрел, как мама пробует десерт, приготовленный им собственноручно. — Ну как? Вкусно получилось? Нравиться?

— Это божественно, милый, — мать ласково улыбнулась ему. — Неужели все сам приготовил?

Илья с гордостью кивнул.

В тот вечер они очень много говорили — до самого утра, наверное, еще ни разу им не приходилось беседовать, о чем-либо так долго. Оказалось, обоим было, что сказать друг другу. Вероника Николаевна просила у сына прощения за то, что в последнее время совершенно не уделяет ему должного внимания, пропадая на работе, что не всегда понимала и принимала его желания, часто идя на поводу мужа, за то, что бывала невнимательна к нему. И еще много за что, чего Илья категорически не понимал. Для него ее слова звучали дикостью. Мать не должна была просить у него прощения. Это должен был сделать кто угодно, но только не она. Он не понимал — почему она себя винит?

Ведь там, в Англии, так и не ставшей для него домом, среди родных, которым он был чужой, она была единственным человеком чью любовь и защиту он всегда чувствовал, даже на расстоянии.

Илья постарался успокоить мать, заверяя что с ним все в порядке, и все эти перемены не более чем просто способ выразить себя и, наверное, когда-нибудь это пройдет. Сам же он не до конца был уверен в своих словах, но на тот момент парень был готов сказать что угодно, лишь бы его мама была спокойна и не переживала за него. По крайней мере, так сильно.

— Мам, не волнуйся за меня. Я ведь не маленький и отлично знаю, что хорошо, а что плохо. Ну правда, мам. И я хочу, чтобы ты мне доверяла, постараюсь не подводить тебя. Обещаю!

Женщина долго и пристально смотрела на сына, ее взгляд цеплялся за каждую черточку на его юношеском лице, и Илье показалось, что мать чем-то расстроена. Что он ее обидел своими словами. Но какими? Он уже готов был начать извиняться и просить не обижаться на него, ведь он меньше всего на свете желал обидеть ее чувства, но Вероника Николаевна вдруг жестом пригласила сына присесть рядом с ней и тут же обняла, прижала к себе, как только Илья опустился рядом.

— Мой любимый мальчик, как быстро ты вырос, — погладила его по волосам. — Конечно же, я доверяю тебе, и уверена, что могу положиться на тебя. Защитник ты мой! Но Илья, я очень надеюсь, что ты помнишь — всему есть предел. Никогда не забывай об этом.

Он не забывал, ни тогда в пятнадцать, ни сейчас спустя десять лет, потому что обещал.

«Настоящий мужчина обязан сдержать данное им слово Уильям, и никак иначе. Никогда не обещай того, что не сможешь или не хочешь сделать» — часто говорил ему отец. Он хотел, чтобы Илья осознал сей факт как можно тверже, принял как данность и никогда не смел пренебрегать им. Что ж, он отлично помнил, и парой рад бы забыть, но не получалось. Наставления отца о долге и чести словно въелись в мозг и взять просто так и избавиться от этого Илья уже не мог.

А ведь жизнь была бы куда проще…

В аэропорту его встретил водитель отца — Фрэнк, его Илья помнил с тех времен, когда был еще ребенком. Серьёзный и немногословный мужчина производил на людей пугающее впечатление, и не любил наглых, хамоватых типов. Вроде самого Ильи.

А Рик непременно дразнил Фрэнка — беззлобно, ради шутки — прекрасно зная о своей безнаказанности.

Вот и сейчас заметив его, Илья широко и предвкушая веселье улыбнулся, направляясь быстрым шагом к черному, полностью тонированному автомобилю.

— Здарова, Фрэнки! — радостно заговорил он, автоматически переходя на английский, и сопроводив свое приветствие смачным хлопком по плечу водителя.

Фрэнк еда заметно поморщился, но все же сумел сдержать себя в руках, и даже выдавил что-то наподобие скупой улыбки.