Сомерсет Моэм. Король Лир Лазурного Берега - Александр Яковлевич Ливергант

гостил не только у Моэма на вилле «Мавританка», но и в принадлежавшем Сайри «Доме Лизы» в Ле-Туке, о чем оставил довольно любопытные воспоминания, остроумно озаглавив их «Дело о бремени страстей человеческих». Приведем, пусть и не вполне к месту, отрывки из этого мемуара, довольно живо передающего царившую в «Доме Лизы» атмосферу, а также отношения в треугольнике «Сайри – Моэм – Джералд».

«В первый же вечер гости собрались в гостиной: Ноэл Коуорд читал свою новую пьесу „Парижский Пьеро“. Джералд развлекал Сайри историей о том, как во время своего недавнего путешествия в Сиам он соблазнил местную девушку, посулив ей банку сгущенного молока. Этим рассказом он, конечно же, хотел ущемить Сайри, говорившую, что от Джералда „веет продажностью“.

В тот вечер они все пошли в казино, которое находилось всего в нескольких минутах ходьбы от виллы. Когда я вошел, меня окликнул Джералд, перед ним на игорном столе возвышалась горка фишек.

– Иди-ка сюда, красавчик, – подозвал он меня, – принеси мне удачу…

В три утра я услышал шум в комнате Джералда, открыл к нему дверь и обнаружил, что Хэкстон лежит на полу в чем мать родила и блюет, а вокруг рассыпаны тысячефранковые купюры. Сзади ко мне подошел Моэм, он был в ярости.

– Что это вы делаете в комнате Джералда? – поинтересовался он свистящим от бешенства шепотом.

Я ответил, что вошел, потому что услышал стоны.

– Он что, звал вас к себе? – не унимался Моэм.

Намек показался мне обидным, и я ответил, что Джералд был не в том состоянии, чтобы кого-то звать или о чем-то просить. Моэм встряхнул меня за плечи и буркнул:

– Убирайтесь … ‹…›

Отношения между Сайри и ее мужем были напряженными, это чувствовалось. На следующее утро Сайри, войдя в гостиную, перецеловала всех присутствующих со словами: „Дорогой! Дорогая!“, а затем подошла, в ожидании поцелуя, к мужу. Тот отвернулся. Сайри, однако, не растерялась и сказала:

– Я всегда считала, что Джералд как никто умеет смешивать крепкие коктейли. ‹…›

В воскресенье утром гости сидели за завтраком и читали парижское издание нью-йоркской „Геральд“. Моэм в китайском халате присел к столу, он ждал, когда Сайри, которая в это время завтракала в постели в своей нижней спальне, его к себе позовет. Я тоже сидел за столом и машинально перебирал лежавшие в вазе груши и яблоки.

– Вас что, в детстве не учили, что фрукты в вазе руками не трогают? – недовольным голосом обронил Моэм.

В столовую вошла служанка.

– Мадам кончила завтракать, – сказала она, и Моэм пошел в спальню жены, откуда вскоре послышались громкие раздраженные голоса.

– Не кричи, пожалуйста! – то и дело доносился до нас голос Моэма. – И не устраивай мне сцен! – Эти слова он повторял очень часто.

Моэм был в бешенстве: сегодня утром он обнаружил на своем туалетном столике счет за выстиранное белье. Прачку Сайри не держала, постельное белье гостей она отдавала стирать в город, а счета за стирку предъявляла гостям. Моэм счел это оскорбительным. Одевшись, Сайри вошла в гостиную и обратила внимание, что одно кресло стоит не на месте.

– Кто передвинул кресло? – поинтересовалась она.

– Я, – ответил Джералд.

– В таком случае поставьте его на место.

Джералд встал.

– Садись, Джералд, – вмешался Моэм. – Кресло мы передвинули потому, что в комнате так уютнее.

– Ничего подобного, – возразила Сайри. – От этого у комнаты сделался провинциальный и вульгарный вид. Поставьте кресло на место, Джералд. И сделайте это прямо сейчас, очень прошу вас.

– По-моему, тебе должно было понравиться, что у комнаты такой провинциальный и вульгарный вид, – сказал Моэм дрожащим от гнева голосом. – Ты же сама сделала из дома дешевый пансион. И у тебя не гости, а постояльцы, ведь иначе ты не раздавала бы им счета за выстиранное белье. Скоро, надо полагать, будешь брать деньги за стол и за постой. Постыдилась бы!

Сайри повернулась и вышла из комнаты».

Справедливости ради нужно сказать, что Моэму никогда не пришло бы в голову брать с гостей «Мавританки» деньги за выстиранное белье…

Вернемся, однако, из «Дома Лизы» на «Виллу Мореск». К приезжавшим туда знаменитостям следует в первую очередь отнести Уинстона Черчилля, лорда Бивербрука, а также герцога и герцогиню Виндзорских – то бишь отрекшегося от английского престола Эдуарда VIII с женой-американкой Уоллис Симпсон. Однажды, играя с ней в паре в бридж, Моэм пожаловался своей партнерше, что, за вычетом двух королей, он ничем ей в этом роббере помочь не сможет. «Какой прок в наше время от королей, раз они отрекаются от престола?» – пошутила герцогиня. Отрекшийся же от престола был, судя по всему, абсолютно счастлив – во всяком случае, он постоянно всем говорил: «Я каждый день благодарю судьбу за то, что герцогиня согласилась выйти за меня замуж».

Бывали на вилле и знаменитости из мира искусств: частыми гостями «Мавританки» были также жившие на Ривьере Жан Кокто и Марк Шагал. И, естественно, из мира литературы. К «близким» литературным знаменитостям принадлежали Ребекка Уэст, Арнолд Беннетт, Редьярд Киплинг, Ноэл Коуорд. А также обосновавшиеся, как и Моэм, на Лазурном Берегу автор «Питера Пена» Джеймс Барри, редактор авторитетного «Субботнего обозрения», журналист и скандальный прозаик Фрэнк Харрис, Герберт Уэллс, который зимой 1934/35 года жил на «Вилле Мореск» с «железной женщиной» Мурой Будберг, и романист Майкл Арлен. Это у него Моэм, натренированный Годфри Уинном, летом 1929 года выиграл на корте «Мавританки» «исторический» теннисный поединок. А еще – Ивлин Во и переехавший из Англии в Италию Макс Бирбом. С Ивлином Во, который, к слову сказать, высоко ценил профессионализм Моэма, говорил, что он – «единственный среди нас профессионал, у которого можно учиться с выгодой для себя», Моэма познакомил Годфри Уинн. Как-то раз на вопрос старшего брата Ивлина, тоже писателя, Алека Во, знаком ли Моэм с его братом, Моэм ответил: «И да, и нет. Годфри Уинн представил его мне, но не меня ему, сделав мне тем самым комплимент. Во, дескать, должен был знать, кто я такой. Но ваш брат, подозреваю, этого не знал».

С Ивлином Во и Бирбомом связаны две забавные истории. В одной Моэм продемонстрировал столь свойственные ему респектабельность, сдержанность и исключительную невозмутимость, в другой – отменное чувство юмора.

Однажды, отвечая на вопрос хозяина дома, что собой представляет один общий знакомый, Ивлин Во, не подумав, ляпнул: «Педик и заика в придачу». Впоследствии, вспоминая этот случай и чудовищную неловкость, которую он испытал, Во заметил: «Все висевшие в комнате картины Пикассо побелели у меня на глазах – Моэм же остался совершенно невозмутим».

В другой раз Макс Бирбом, всегда много о себе понимавший, отклонил приглашение Моэма приехать из Италии на виллу «Мавританка» на том основании, что вызван был не письмом, а телеграммой. И вот что ответил ему Моэм:

«Cher Monsier de Max,

с моей стороны было весьма самонадеянно приглашать

1) несравненного стилиста,

2) выдающегося отшельника,

3) единственного карикатуриста на свете, коему не удалось нарисовать на меня карикатуру, – посредством вульгарной телеграммы. Каждый из вышеупомянутых персон, посмей я вновь обратиться к ним с подобным предложением, должен был бы удостоиться официального послания. Мне следовало бы отправить к ним Шевалье де ля Роз в белом атласе, который пропел бы мое приглашение чистейшим контральто. Неужто Вы думаете, что я воспользовался бы вульгарным куском проволоки, привязанной к телеграфному столбу, если бы отдавал себе отчет в том, что эти трое, по сути, – один человек. И этот один (Господи, разве не вбивали газеты сию избитую истину в мои завистливые уши на протяжении сорока пяти лет?!) является не кем иным, как НЕСРАВНЕННЫМ МАКСОМ?..»

Хозяин «Мавританки» был не только сдержан, остроумен и обходителен. Он с удовольствием вел – в рамках своего жесткого расписания, разумеется, – литературные беседы, охотно делился опытом, давал советы и рекомендации молодым, оказывал им помощь, в том числе и практического свойства. «Он много говорил о литературе, – вспоминает не раз бывавший на вилле у Моэма лорд Кларк, – иногда рассказывал о том, что в этот момент пишет. И даже, что я считаю для себя огромной честью, давал мне прочесть только что им написанное, спрашивал, надо ли изменить ту или иную фразу, строку или слово. Моэм был очень добросовестный профессионал, который отшлифовывал свой текст до немеркнущего блеска».

«Самое приятное было сидеть с ним на террасе перед вторым завтраком или после ужина, беседуя о книгах, – вторит лорду Кларку актер и драматург Джордж Райлендз. – Моэм считал, что