Падшая женщина - Маша Трауб

– Дима, где сын? – спросила наконец она, и Дмитрий Иванович дернулся, скривился, как от резкой боли. Лариса всхлипнула.

– Ладно. Хватит. – Бабуля решительно дернула за край скатерти, выравнивая угол. – Зачем вы все это устроили?

– Что? – по-петушиному крикнул Дмитрий Иванович.

Бабуля сморщилась.

Вика стояла в проходе и чувствовала, что не может вдохнуть. В доме было душно до одури. Или ей это только казалось. От Дмитрия Ивановича, который стоял рядом, пахло тяжелым одеколоном, забивающим пот.

– Бабуль, давай уедем, – сказала Вика, – я не хочу ничего знать.

– Ты сама это затеяла, – ответила, не глядя на нее, бабуля, – я тебе сто раз говорила, подумай, прежде чем решишь узнать правду. Нужна ли она тебе. И зачем делаешь то, что делаешь. Ты меня никогда не слушала. В этом ты похожа на свою мать.

– Я же ничего не хотела. Только на могилу к дедушке съездить, – проблеяла Вика.

– Вот и съездила, – кивнула бабуля и ухмыльнулась.

Лариса ушла на кухню, где, судя по звуку, уронила и разбила тарелку. Дмитрий Иванович тяжело сел за стол, как хозяин, с грохотом отодвинув стул. Давид остался стоять. Вика присела на диванчик, стараясь не издавать лишних звуков. Воздух в доме звенел от спертой духоты и влажности, хотя стены не давали тепла – от камней шел холод. Пол – чисто вымытый, выскобленный до последней деревяшки, – тоже был холодным.

– Посмотри на себя, – сказала бабуля Дмитрию Ивановичу. Тот хотел подняться, но заставил себя сидеть. – Посмотри на себя в зеркало. Ты – старик. Годы прошли, а ума так и не нажил. С кем ты воюешь до сих пор? Со мной? Или с ней? – Бабуля кивнула на Вику, которая вжалась в диванчик. – Кому пытаешься отомстить? Петр давно в могиле. Все. Если бы не Лариса, могилу бы и не видно было. А тебе все мало. Не натешился? Не насладился чужой болью? До чего ты жену свою довел? За что ей такая жизнь?

– Она знает, за что, – прохрипел Дмитрий Иванович. Вика украдкой взглянула на него. Этот старик был по-настоящему страшен. Нос в красных прожилках, изуродованный рот, вздутые на шее вены и безумный взгляд, взгляд человека, сжигаемого изнутри ненавистью. Многолетней, яростной, медленно съедающей, изгоняющей, уничтожающей все остальные чувства.

– Она должна знать. Если хочет, пусть знает, – сказала бабуля, кивая на Вику, и тут же потянулась к груди, сморщилась от боли.

– Бабуля, тебе плохо? – Вика кинулась к ней.

– Конечно, плохо, – спокойно ответила та, – или ты думаешь, что мне сейчас может быть хорошо? Лариса, принеси мне водки.

Лариса вышла из кухни с графином и рюмками, и Вика заметила, что она продолжает плакать. Бабуля налила себе сама и выпила водку залпом, как лекарство.

– Я тебя понимаю, – сказала бабуля, обращаясь к Дмитрию Ивановичу, – очень хорошо понимаю. Ты столько лет придумывал легенду, в которую все поверили. Я делала то же самое. Кто теперь опровергнет твои слова? Я? Или Лариса? Ты прав. Правда никому не нужна. Но она все равно всплывет, как ни старайся, как ни придумывай. Люди начнут говорить. И скажут больше, чем мы думаем.

Дмитрий Иванович тоже налил себе водки и выпил.

– Знаешь, зачем я приехала? – спросила бабуля, наливая себе еще рюмку. Попытку Давида поухаживать она отклонила жестом.

Дмитрий Иванович хмыкнул. Эти двое разговаривали, по-прежнему не обращая внимания на остальных, сидевших в комнате. Они говорили друг с другом. Смотрели друг на друга. Пили друг с другом. И никто им не был нужен. Это был их разговор. Их история. И их счеты.

– Я хочу забрать Ларису. И ее внуков. Будут жить у меня. Хватит ей ходить по кладбищам. И детям будет лучше.

– Она никуда не поедет! – Дмитрий Иванович махнул рукой, будто отгоняя от себя бабулины слова, и уронил графин. Лариса вскинулась, подскочила и побежала за тряпкой – вытирать, убирать, приносить новое.

– Зачем она тебе? – пожала плечами бабуля. – Сейчас зачем? Сколько лет ты ей вычеркнул из жизни? Сколько лет издевался?

Дмитрий Иванович молчал. Он дышал тяжело, с трудом справляясь с отдышкой. В комнате звенела тишина. Не хватало только грома, который разрубил бы это затишье.

– Я не могу, не поеду.

Лариса, которая принесла свежую скатерть и поставила чистые рюмки и графин с водкой, сказала это спокойно. Но так, что и Дмитрий Иванович, и бабуля вздрогнули, и оба одновременно потянулись к графину. Бабуля уступила, отдернув руку. Дмитрий Иванович налил только себе. Бабуля улыбнулась, но на лице застыла гримаса. Она налила и выпила залпом. Дмитрий Иванович тоже выпил.

– Это мой дом, – сказал он, давая понять, что на его территории все будет так, как он решит, и никак иначе.

– Ты ему не нужна, – сказала бабуля, повернувшись к Ларисе. – Петр давно в могиле. И твоих трудов не оценит. Он не воскреснет, не заберет тебя. Хватит. Он не заслуживал тебя. Неужели ты так и не поняла, что он тебя бросил? Забыл, вычеркнул из жизни. И палец о палец не ударил, чтобы тебе помочь. За что ты его продолжаешь любить? Не за что! Поверь мне. Он тебя предал, давно. Сразу, как мы уехали. Предал! Если ты хочешь остаться ради могильного камня и заросшего клочка земли, то я тебя не понимаю. Ты же хотела уехать. Всю жизнь мечтала вырваться из этого ада. Я приехала за тобой.

– Нет. Не поеду, – сказала Лариса и резко мотнула головой. Вика подумала, что таким же жестом Лариса отказывалась пить лекарства в психушке, отворачиваясь к стене, сжимая губы и зубы, уворачиваясь от руки медсестры.

– Подумай о внуках, – тяжело сказала бабуля. Она уже поняла, что ничего не добьется.

– Они и его внуки тоже, – ответила Лариса.

– Я так и думала. Ведь знала, что так и будет.

Бабуля встала из-за стола и пошла к двери. Видимо, разговор был окончен. Дмитрий Иванович остался сидеть. Лариса продолжала плакать, не вытирая слез.

Во дворе, таком же холодном и мрачном, отгороженном забором, мальчик играл в мяч. Девочка сидела на стульчике и смотрела за братом.

– Подойди ко мне, – сказала мальчику бабуля, и тот покорно подошел.

Она погладила его по голове, поцеловала в макушку и улыбнулась – впервые со дня приезда, а может, и впервые за долгие годы. Вика, семенившая следом за бабулей, никогда не видела, чтобы та улыбалась и уж тем более – целовала чужих детей. Считалось, что детей бабуля не любит, а терпит. Мальчик, как ни странно, не испугался, не отшатнулся, а прильнул к бабулиному животу и прижался. Девочка смотрела букой, но не вмешивалась.

– Расти большой, – сказала бабуля мальчику и дала ему пятьсот рублей.

Мальчик вытаращил глаза от такого подарка и зыркнул в сторону сестры, которая вытянула шею, чтобы разглядеть, каким богатством овладел брат. Мальчик быстро спрятал денежку в карман. Девочка встала со своего стульчика и тоже подошла к бабуле – сдержанно, как бы делая одолжение и соблюдая приличия.