Убежище чужих тайн - Валерия Вербинина

– Поверьте, Серапион Афанасьевич, для меня крайне ценно ваше откровенное мнение, – сказала Амалия серьезно. – Значит, у Луизы были и другие поклонники, помимо господина Мокроусова?

– Да, когда она поняла, что предложения руки и сердца от него ждать бесполезно, то закрутила тайный роман с Виктором Кочубеем. Он тоже был холост, богат и вполне ее устраивал, но тут семья подыскала ему невесту, и он пошел на попятный.

– Он разорвал с ней отношения?

– А вот тут я не могу сказать вам ничего определенного. О ее отношениях с Виктором мне стало известно лишь потому, что я лечил его старого слугу, который носил их записки. У них было нечто вроде почтового ящика в дупле старого дерева, и слуге было поручено два раза в день проверять, нет ли новых посланий. Однажды он замешкался и увидел, как Луиза приносила очередную записочку. Так он и понял, с кем переписывается его хозяин.

– Но, может быть, перепиской все и ограничилось?

– Если бы вы были правы, то Луиза не смотрела бы на свадьбе Виктора на его невесту так, как она смотрела, – отозвался доктор Гостинцев. – Верьте моему опыту, сударыня, – она была его любовницей.

– Скажите, доктор, могу ли я задать вам щекотливый вопрос?

– Вы можете задать мне любой вопрос, сударыня. Что бы вы ни сказали, это останется между нами.

– Тогда вот мой вопрос: вам известно, кто является отцом дочери Луизы?

– Нет. Возможно, это был Сергей Петрович, возможно, Виктор Кочубей… Или кто-то еще.

– А что, был кто-то еще?

– Полагаю, что это весьма вероятно, – ответил Серапион Афанасьевич, подбирая слова более тщательно, чем обычно.

– И кто же этот счастливец?

– Я надеюсь, вы не рассердитесь, сударыня… Но это ваш дядя Казимир.

Н-да. Ехали, ехали и наконец приехали. Луиза Леман определенно не ходила далеко, когда ей хотелось завести с кем-то интрижку. Ах, дядя, дядя… Дамский угодник, неисправимый повеса – то-то он занервничал, когда Луиза Делорм появилась на Невском проспекте! Конечно, кому охота лишний раз вспоминать про убитую любовницу…

– Откуда вам это известно? – только и могла вымолвить пораженная Амалия.

– Госпожа баронесса, я своими глазами видел Казимира Станиславовича вместе с Луизой. Они думали, что никого нет поблизости. Она повисла у него на шее и говорила ему всякие глупости…

– Когда это было?

– На вечере у Ольги Кочубей. После ужина устроили игру в прятки, но ничего не получилось, потому что все разбрелись кто куда. Тогда я и заметил Луизу с вашим дядей.

– Вы говорите о вечере, который был за два дня до ее гибели?

– Да, о нем. А что?

А что, если доктор был не единственным, кто видел, как Луиза виснет на шее у постороннего мужчины? Что, если Мокроусов тоже увидел их – и понял, что любовница его обманывает или может обманывать, что для неумного и крайне самолюбивого человека наверняка почти одно и то же? Мог ли Мокроусов, к примеру, устроить западню в башне или, еще проще, вызвать туда Луизу, чтобы объясниться? И если в это время она стала насмехаться над ним и оскорблять, мог ли он выйти из себя и четырнадцать раз ударить ее ножом?

Почему бы и нет, собственно говоря?

– Как по-вашему, – решилась Амалия, – Сергей Петрович знал, что Луиза его обманывает?

– Нет. Поручиться не могу, но мне кажется, что нет. Он был уверен, что обманщик – он один, а она терпит его выходки, потому что любит его. Такое положение безгранично льстило его самолюбию. Насколько мне известно, о Викторе он узнал уже после ее смерти.

– А о моем дяде?

– О нем вообще речи не заходило. Я никому не говорил о том, что я видел.

– Я вам очень благодарна за это, доктор, – серьезно промолвила Амалия. – Скажите, Серапион Афанасьевич, как по-вашему, могли у Луизы Леман быть другие любовники?

– Не знаю. По правде говоря, у меня в то время были дела поважнее, чем следить за амурными похождениями этой особы. Мы опасались эпидемии холеры и пытались к ней подготовиться, еще коллега вызвал меня в Полтаву на консилиум к госпоже Ворожейко, я возился со штабс-капитаном Тарнавским, который был совершенно безнадежен, лечил крестьян, занимался сыном госпожи Вартман, а вдобавок мне приходилось вскрывать беременную утопленницу и убитого мастерового…

– В таком случае позвольте мне задать другой вопрос. Если бы Сергей Петрович при жизни Луизы узнал, что его обманывают, что бы он сделал?

– Вы имеете в виду, мог ли он ее убить? – усмехнулся доктор. – Пожалуй, глупости на это у него бы хватило.

– А у Надежды Кочубей?

– Надежда Илларионовна – несчастная женщина, – покачал головой Серапион Афанасьевич. – Нет, она никого не убивала.

– Можно узнать, на чем основывается ваша уверенность?

– На том, что если бы она была убийцей, Сергей Петрович назвал бы ее имя на первом же допросе. И не только назвал, но и рассказал бы со всеми подробностями, как именно она убивала его любовницу.

Против этого было совершенно нечего возразить, и раздосадованная Амалия решила зайти с другой стороны.

– Скажите, доктор, вы ведь видели Надежду Кочубей в тот день, когда стало известно об убийстве…

– Да, я ее видел.

– Вы заметили на ней какие-либо раны, синяки, ушибы? Как если бы она недавно с кем-то боролась.

– Ничего такого не было.

– Вы уверены?

– Абсолютно уверен. Кроме того, Луиза Леман не боролась перед смертью. Убийца застал ее врасплох.

– А что вы можете сказать о душевном состоянии Надежды Кочубей в то утро?

– Она была очень взвинчена, плакала и металась, – серьезно сказал доктор. – За несколько дней до этого я осматривал ее и сообщил ей, что она станет матерью. Она попросила меня пока никому не говорить – она-де суеверна. Но следователь Курсин настаивал на том, чтобы с ней поговорить. Пришлось мне объяснить, почему ее пока не стоит тревожить…

– Кто был отцом ребенка?

– Не знаю и знать не хочу, – ответил доктор, нахмурившись. – Либо Виктор Кочубей, либо Сергей Петрович. Я ее не спрашивал…

– В тот день Виктор жестоко избил жену. Вас вызвали после этого?

– Да, но я все равно ничем не мог бы ей помочь. У нее случился выкидыш.

– Вы осматривали труп Луизы Леман. Не могли бы вы повторить мне, к каким выводам вы пришли?

– Выводы я уже изложил в своем заключении, а потом повторял новому следователю и на суде, – отозвался Серапион Афанасьевич. – Жертва была убита не там, где обнаружили ее труп, а в другом месте. Ее ударили четырнадцать раз острым предметом, ножом или кинжалом. Только три удара оказались смертельными.

– А не может ли быть так, – спросила Амалия, – что Луизу Леман ударили лишь один раз, после чего наступила смерть, а остальные удары наносились уже по мертвому телу, так сказать, для отвода глаз?