Охваченные членством - Борис Алмазов

Не случись бы этого происшествия, Палыч бы увлек в пучину разврата Сеню и там находился бы под опытным руководством Айболита. И ничего бы страшного не произошло!

Но Сеня Айболит неожиданно гулять бросил. Поскольку, когда его жене донесли о приключении с амазонкой, она громко заявила: я, мол, мужем своим горжусь, — и не только не устроила ему Варфоломеевскую ночь, а наоборот, «накрыла поляну на всю прогрессивку», подарила шляпу и галстук! А когда досужие бабки стали особенно фиксировать ее внимание на даме выше средней упитанности, что скакала на багажнике «Запорожца», Сенина жена категорически заявила, что это медсестра! И она, Сенина законная жена, подвигом этой медсестры тоже гордится и готова ей руку пожать! Так, может быть, первый раз за всю историю Государства российского народная служба доносительства дала сбой! А Сеня неожиданно понял, что жену свою любит и больше ни в ком не нуждается! Поэтому Палыч вместо Айболита, кто мог бы стать его вожаком и консультантом, оказался вынужден прихватить с собою другого своего дружка и сослуживца, тихого бухгалтера, похожего на Пьера Безухова, тоже в очках, но худого, от не-го-то потом и стали известны подробности кошмара.

В целомудренные шестидесятые годы рынка любви не существовало в том откровенном и широком ассортименте, в каком он предъявлен сегодня. И молодежи, например, не понять, зачем двое сорокалетних женатых мужиков поперли аж в Выборг, чтобы прихватить там двух «мочалок», кои ныне, в демократическом сегодня, рядами у каждого фонаря стоят! И зачем, прихвативши, поволокли их в какую-то забегаловку, где для верности стали накачивать жриц любви водкой и пивом!

Алкоголь подействовал на одалисок по-разному. Одна в машине сразу заснула. Зато вторая, что сидела на переднем сиденье, чрезвычайно возбудилась, порывалась петь и все хваталась за руль. Палыч несколько раз чуть в кювет не въехал. Поскольку держать такой темперамент на переднем сиденье опасно, решили дам поменять местами: спящую переволокли на переднее сиденье, а певицу на заднее. Тут она проявила такую прыть, что бедный бухгалтер, чувствуя себя почти изнасилованным, только и мог что поминутно спрашивать: скоро ли доедем?

Певица же, видя, что ей бухгалтера не расшевелить, стала хватать Палыча за голову, пытаясь повернуть его к себе. Палыч как мог вырывался, стараясь не выпускать руля. Но певица оказалась весьма сильной и рванула голову Палыча, как кочан с грядки. Палыч тормознул, машина пошла юзом... И спящая красавица с переднего сиденья вылетела в плохо закрытую дверь! Она прокатилась колбасой по асфальту и исчезла в кювете. В диком ужасе Палыч и бухгалтер спустились в кювет и в стотысячный раз убедились в благодетельной силе настоящей русской водки! Одалиска — как огурчик, без синяков и царапин и даже не проснулась. Только колготки ее — в те годы дефицит — в клочья!

Кое-как запихав ее в «Москвич», два бойца наконец домчались до дома Палыча. Проволокли одалисок мимо старушек, сидящих, как птички — рядком, на скамеечке, аккурат под окнами Палыча, и зашвырнули их в квартиру.

Как рассказывал потом бухгалтер, главной идеей, сверлящей его мозг, было желание поскорее убежать домой, но как честный человек и мужчина, внимая призывам Палыча, он все же решился осуществить то, ради чего чуть не лишилась жизни спящая красавица. Трясущимися руками он с большим трудом, будто куль картошки, затащил ее на широкую хозяйскую кровать и принялся раздевать. Белоснежка же, третьего срока годности, вероятно увидев в непробудном сне счастливое детство и неподписанные пеленки, быстро это дело исправила!

Как ошпаренный, бухгалтер выскочил на кухню, а там уже широко развернулось продолжение праздника! Совершенно голая певица носилась перед ошалевшим от ужаса Палычем с выкриками:

— В сексе я — фашистка! Зиг хайль, зиг хайль!

Триллер дополнялся милицейской фуражкой — предприимчивый Палыч возил ее в «Москвиче» у заднего окна, чтобы милиция не привязывалась, -— и головами старушек, прижавшими носы к кухонному стеклу со стороны улицы.

Ополоумевший бухгалтер хотел рвануться в дверь, но тут-то как раз именно в дверь и раздался звонок!

— Заткнись! — закричал Палыч фашистке. — Наверно, старухи ментов вызвали!

И кинулся открывать. Бухгалтер увидел только, как из-за полуоткрытой Палычем дверной створки вылетел кулак и точно двинул хозяину квартиры в переносицу! Бухгалтер понял, что, истосковавшись по семейному очагу, из Крыжополя вернулась жена Палыча! Что происходило дальше, он не знает. Потому что неистовая сила страха выбросила его в окно. Благо что первый этаж! Старушки с куриным кудахтаньем посыпались в разные стороны, когда над их головами в олимпийском прыжке скакнул бухгалтер.

Палыч тоже не рассказывает, что случилось дальше... Два месяца он ходил в темных очках. К общему удивлению, семья в тот раз не распалась, но к Палычу прилепилась кликуха «Жертва фашизма».

Недавно даже кто-то посоветовал ему подать на компенсацию в Германию как пострадавшему.

Тот, кто советовал, совершенно искренне пребывал в уверенности, что Палыч когда-то в раннем детстве был узником концлагеря!

А дальше в действие вступает сатана...

Учите законы драмы, по ним строится жизнь.

И.Соляргинский

Донжуан — не выдумка, не театральная находка. Это тип мужского характера... Вернее, это судьба и человек. Это повторяется постоянно. Короче, я знал донжуана. Я приятельствовал с ним. И только разменяв шестой десяток, вспоминая его, поразился, как все совпало! Как точно повторилась драма. Со всем бесчисленным хороводом женщин, который вился вокруг него, как ни звучит это банально, словно хоровод ночных бабочек и мошек вокруг огня. Их восторги, слезы, скандалы...

И наконец чудовищная развязка, и раскрывшаяся бездна, и погибель... и смерть. И полное совпадение с Мольером и с Пушкиным. А может быть, с тем персонажем, что живет вне времени и пространства, как живут евангельские персонажи, шекспировские герои, пушкинские... Поскольку слепок своего времени, они все же вечны! И повторяются в других обстоятельствах, в других декорациях и одеждах, но совершенно не меняясь, как, вероятно, не меняется человек. Просто исторические обстоятельства, как луч прожектора, выхватывают то одну судьбу и характер, то другую.

Может быть, человечество выполняет какую-то сверхзадачу и не исчезнет, пока не проживет все типы характеров и драм.

Не могу вспомнить, когда я познакомился с ним. У меня было ощущение, что я знал его в то краткое время, когда работал на заводе, заканчивая десятый класс. Там был какой-то парень, похожий на него. Черный, с ослепительной улыбкой, напоминавший испанца и японца одновременно. Он что-то врал, помнится, как в деревне объезжал лошадь с помощью двух вилок, одну держа у холки, чтобы лошадь не вставала на дыбы, другую над крупом, чтобы не брыкалась! Весьма изобретательно с литературной точки зрения. Я слушал, не верил, но врать не мешал. Я и не рассказывал, что каждую субботу и каждое воскресенье бегу в конюшню и что для меня кони часть судьбы. Что мое пребывание там можно объяснить только величайшим милосердием тренера, который говорит: «Ничего, ничего. Сейчас определишься с институтом, а там посмотрим! Пока держи форму. Ты как бы у меня сохраняешься в резерве или в консерве...» Он очень смеялся, когда я рассказал ему про вилки: «Ну, скажем, я бы мог пожертвовать твоему другу две вилки столового серебра. Даже! Но вот на гроб ему у меня денег не хватит!» Я об этом будущему донжуану не говорил, что позволяло сохранять хорошие отношения.