Хроники Дебила. Свиток 2. Непобедимый - Егор Чекрыгин

– Так что теперь? – Голос моего друга звучал будто бы спокойно, но при этом не выражал никаких эмоций. Молодца, учится сдерживать себя. Растет парень.

– Буду пробовать все исправить, – коротко, но очень тяжко вздохнув, ответил я. – Но займет это не один день. Много придется потрудиться. И, наверное, понадобятся мастерские, ну вроде тех, что были у Мордуя. И если повезет, попробуем сделать даже лучше, чем был. В смысле, для тебя лучше. Как думаешь, если он на ладонь-две длиннее станет, тебе нормально с ним будет обращаться? И тяжелее хочешь? Вот этого не обещаю, хотя попробовать можно. А вообще, давай-ка проведем предварительные пробы.

Вот ведь заразы. Ни хрена за цацкой не следили. Вот ржавчина и полезла.

Хотя, к моему собственному удивлению, шестопер был довольно устойчив к коррозии. Видно, в метеоритном составе были какие-то добавки, что позволяло металлу долго сопротивляться воздействию влаги. А может, все дрянное железо выгорело за время пролета через атмосферу и осталось только самое прочное.

Но это если следить за оружием. Лга’нхи-то я в свое время инструкции дал. И каждый день нашего путешествия по морям, по волнам, он старательно обтирал его сухой тряпочкой и смазывал жиром, считая это неким ритуалом-подкормкой Волшебного Меча. А вот Митк’окок небось засунул шестопер в какой-то тайный подвал и держал там, толком не ухаживая. Вот вечно влажная атмосфера прибрежного поселка и добралась до бесценной цацки. Особенно в скрытые от людских глаз места. Так что, видно, придется снимать набалдашник с древка, убирать ржавчину и собирать все заново. Только бы при этом не испортить вещь окончательно!

Шестопер Лга’нхи отдал мне. Для камлания на предмет очистки от злых духов на следующий день после получения.

Как оказалось, очень разумный ход с его стороны. Помимо вовремя замеченной ржавчины, кто знает, каких еще микробов и демонов поналезло на волшебное оружие за время пребывания во дворце Митк’окока? Только эпидемий сволочизма и хитрожопости среди ирокезов мне не хватало.

Шутки-шутками, а дело-то сурьезное! Тут к своему оружию, побывавшему в чужих руках, старались даже не прикасаться. Оружие вообще штука непростая и абсолютно мистическая. Ведь оно не просто все время соприкасается с кровью и отнимает чьи-то жизни. Оно – часть самого воина, продолжение его тела на земле и в мире духов. Ибо одновременно существует и там, и там.

Если правильный воин выйдет в грозу со своим оружием в поле и начнет танцевать воинский танец, он может поучаствовать в битве, которую ведут его предки в потустороннем мире. Я слышал немало по-настоящему правдивых историй про подобные битвы. И даже видел однажды соплеменника, павшего в неравном бою с демонами. (Под дождем, да на равнине, со здоровым копьем в руке, как их на фиг всех молниями не поубивало?) Или можно напугать смерч, выйдя ему навстречу и потрясая оружием. Если, конечно, оружие будет правильным, а воин достойным, это заставит демона обогнуть стойбище или уйти с пути стада.

К чужому оружию тоже испытывали определенное почтение, или, скорее, опаску. Почти у всех местных племен этикет запрещал прикасаться к чужому оружию (в смысле, действительно чужому, из чужого племени). Подобным касанием ты можешь и сам навести порчу на чужие копье или дубинку, что неизбежно приведет к конфликту. Или сам получишь колдовской удар от правильно заклятого и правильно используемого оружия. Так что иные, не слишком уверенные в своем «магическом потенциале» и «способности к порче» воины, потеряв оружие в бою, предпочтут драться голыми руками, чем подобрать чужое.

А помню, как старик Ундай возражал против нанесения на оружие моих тотемных животных! Опасался, что через это враги, попади мой протазан в их руки, смогут навести порчу не только на меня, но и на все племя. Потому как уж больно сильный магический предмет получается, и оружие, и знаки.

Единственный, наиболее правильный путь перехода оружия из рук в руки – это убийство его прежнего хозяина. Тогда духи оружия признают поражение и покоряются победителю.

В смысле, правильный, если этот хозяин был чужак. У своих можно брать, дарить и выменивать. Свои блохи не кусаются. А вот чужие… Помню, как Лга’нхи нос воротил при виде подаренного кинжала. И отчасти оказался прав. Из-за него-то мы и влипли во все эти неприятности.

Так что, если бы «меч» не был «волшебным», думаю, Лга’нхи к нему бы не прикоснулся. Но шестопер у него вызывал почти благоговейные чувства и эмоции, потому он схватился за него и сутки из рук не выпускал, нянча, будто своего первенца.

И не только у него он вызывал подобные приступы благоговейного почтения и поводы для самодовольства. Все наши, вновь увидев своего командира с сим грозным девайсом в руке, разразились восторженными воплями, и на их лицах появилась этакая высокомерная гримаска победителей и баловней судьбы. Еще бы, над нашим племенем вновь развеваются невидимые покровы защиты этого чудесного, магического оружия. И коли мы даже без него свершаем такие подвиги, то теперь нам не страшны ни демоны, ни верблюжатники, что уж там говорить о прочей шушере?

Думаю, многие из наших баб только в этот миг и узнали, что вся эта операция по частичному уничтожению и полному умиротворению их племен была предпринята исключительно с целью возвращения этой вот штуки. Не знаю, какие эмоции это вызвало у них, но их новые мужья ликовали.

А мне, блин, из-за этого ликования придется сидеть тут и возиться с цацкой, вместо того чтобы искать того гада, который так меня подставил.

Так что утром следующего дня первым делом напросился на аудиенцию к Митк’ококу, с глазу на глаз поговорить. И, оставшись с ним наедине, конкретно на него наехал. Претензия была, естественно, одна. Он нам на данное ему на время волшебное оружие порчу навел. Вон, глянь-ка сам, кровь проступает!

Затем я заявил, что подобная порча есть прямое оскорбление Улоту, который мы в данный момент представляем. А информация о подобном злодеянии и колдунизме, которым Митк’окок занимается с пребывающими под его покровительством вещами, будет доведена до каждого купца в гавани. Им, бедолагам, и так в дальнем пути нелегко, а тут еще и порча, наведенная на все их лодки и вещи. Ай-яй-яй, как нехорошо!

Митк’окок, ясное дело, ушел в несознанку, мол, знать ничего не знаю, ведать не ведаю и его даже рядом не стояло, когда кто-то застрелил Кеннеди.

– Шалишь, брат! Ежели Кеннеди ты не убивал, откуда кровь на шестопере? – Я говорил веско и со знанием дела. А проглядывающая кое-где кровь-ржавчина говорила сама за себя. – Просто так на оружии кровь сама собой не проступает! Или ты без нас тут им кого-то убивал? Нет? Значит, колдунизм чистой воды!

А за оградой дворца паслось две оикия ирокезов, причем я отобрал самых рослых и смотрящихся наиболее воинственно. (Поначалу я их вообще хотел во дворец провести. Но потом подумал, что, услышав про сознательно наведенную порчу, они могут не сдержаться и грохнуть обидчика, и мне не с кого будет требовать компенсацию морального и материального ущерба. Так что пусть остаются за оградой.)

Но и так вид с веранды, где мы вели беседу, на этих ребят как-то резко успокаивал читающееся на лице Митк’окока желание приказать своим стражникам вышвырнуть меня за ограду, а еще лучше – утопить в гавани, как дрисливого котенка.