Тень мечей - Камран Паша

Кипр станет первым местом настоящего сражения в этом крестовом походе.

Аль-Адиль нетерпеливо стукнул кулаком по полированному дубовому столу, отчего кубок с водой опрокинулся и жидкость пролилась на колени одного из султанских военачальников. Непреднамеренной жертвой ярости аль-Адиля оказался седобородый бедуин из Хиджаза, лицо которого было обезображено длинным шрамом, протянувшимся от пустой левой глазницы вдоль всей щеки. Он поморщился, сощурив здоровый глаз, но промолчал. Чрезвычайно опасно повышать голос на вспыльчивого брата Саладина, о взрывном характере которого, как и терпении султана, ходили легенды.

— По моим достоверным источникам стало известно, что корабли франков пришвартовались у берегов Кипра, а значит, они всего в одном дне пути от нас, — возвестил аль-Адиль, своим хриплым голосом перекрывая шум спора, возникшего на военном совете. Двенадцать самых влиятельных мужей собрались за резным овальным столом — уцелевшей реликвией сельджуков со времен султаната, когда в Иерусалиме еще не было крестоносцев. Личные покои в самой глубине отстроенного заново дворца были закрыты для постороннего взгляда и усиленно охранялись размахивающими отравленными саблями египтянами в пурпурных накидках. В этой тайной комнате, где вслух обсуждались государственные секреты, не было ни одного окна. Секретный зал освещался всего лишь тремя факелами, намеренно помещенными с трех разных сторон вокруг стола для заседаний.

В мерцающем свете едва можно было разглядеть удивление на лицах многих присутствующих — дворян и полководцев, которые невольно раскрыли рты, услышав слова аль-Адиля. От его неожиданной новости в комнате повисла тишина. Аль-Адиль обвел взглядом обескураженных придворных, которые только что утверждали, что слухи об угрозе нового крестового похода слишком преувеличены и беспокоиться рано.

— Я могу спросить, что за источники? — раздался высокий голос великого визиря кади аль-Фадиля — первый звук, разрушивший ужас, который сковал присутствующих.

Аль-Адиль повернул свое разгоряченное лицо к напыщенному невысокому человеку с диковинным носом, похожим на клюв, — единственному советнику, который приводил его в ярость так же, как и вездесущий султанский лекарь-еврей.

— Нет, не можешь, — едва сдерживая гнев, ответил аль-Адиль. — Когда потрудишься вылезти из своего надушенного кабинета и помахать саблей, тогда будешь задавать вопросы, кади.

Саладин восседал во главе декоративного турецкого стола и с легкой улыбкой наблюдал за перепалкой брата и премьер-министра.

— Поведай нам, что еще сообщают твои источники, брат. — Султан подался вперед, медленно провел рукой по своим иссиня-черным кудрям, что было признаком нервозности, хорошо известным аль-Адилю с детства. Он также увидел, как едва заметно подрагивает рука Саладина, в которой он держал серебряную чашу с водой. Его брат был напряжен как никогда, хотя Саладину удавалось искусно скрывать свои чувства от большинства подданных. Но аль-Адиль знал Саладина, как никто другой. Он любил его страстно и искренне, больше, чем все придворные подхалимы, вместе взятые. К тому же у него не было нужды возвеличивать Саладина до легендарного героя. Нет, его брат — обычный человек, со своими страхами и неуверенностью, как и все люди. И аль-Адиль понимал, что новость о нависшей опасности, которую несло вторжение крестоносцев, глубоко ранит сердце Саладина, давая почву неуверенности и сомнениям, с которыми боролся великий султан с того дня, когда начал великую миссию своей жизни — отвоевание Иерусалима. Саладин испугался не меньше своих подданных, но лишь аль-Адиль заметил его внутреннюю тревогу.

— Мои высокопоставленные источники, — подчеркнул он, — сообщают, что этот король Ричард объединился с итальянскими войсками, посланными Папой Римским на остров Сицилия. Оттуда армада франков, насчитывающая более двухсот кораблей, отправится на Кипр.

Аль-Адиль втайне надеялся, что информация, полученная от венецианских купцов, сильно преувеличена. Лучше перестараться из-за неточных данных разведки, чем позволить своим войскам быть застигнутыми врасплох из-за преуменьшенной угрозы.

Присутствующие в колонном зале, где происходил тайный совет, ахнули. Еще ни слова не просочилось за стены этой комнаты, но аль-Адиль понимал: это всего лишь вопрос времени и уже очень скоро тайны военного совета станут достоянием общественности и распространятся в искаженном виде по всей Палестине. И волна ужаса, охватившая этих жалких придворных мужей, охватит и простой люд.

— Вещи, о которых ты говоришь, невозможны, — парировал кади, хотя его голос дрожал от неуверенности. — Неверные погрязли в распрях, совсем как правоверные, пока великий султан не объединил нас. У них не хватит ни организационных способностей, ни общей силы воли, чтобы предпринять военную экспедицию такого масштаба.

Саладин улыбнулся, но аль-Адиль видел, что его брату не до смеха.

— Если бы так оно и оказалось, друг мой, — сказал султан ровным, успокаивающим голосом, словно отец, утешающий обиженного ребенка. Аль-Адиль знал, что его брат мастер скрывать собственную растерянность от придворных, от людей, готовых воспользоваться малейшим намеком на слабость, чтобы начать плести интриги и захватить власть. — Однако я слышал, что этот Ричард Львиное Сердце — настоящий вождь, противник умный, способный достучаться до людских сердец. И его благословил сам Папа Римский, к словам которого неверные относятся серьезнее, чем наши братья к словам наших ученых мужей.

Кади аль-Фадиль, будучи сам уважаемым знатоком Корана, шариата и юриспруденции, вздрогнул от скрытого презрения. Аль-Адиль, увидев замешательство визиря, с трудом подавил усмешку.

— Но, сеид, новости о продвижении так называемой армады на Кипр преувеличены, — возразил кади, пытаясь вернуть подорванное доверие в глазах придворных и не разгневать повелителя. — Нам известно, что у этих фанатиков нет друзей среди киприотов, только если Комнин не нарушил наших с ним соглашений.

Аль-Адиля тоже беспокоила мысль о том, что Исаак Комнин, так называемый император Кипра, возможно, оказывает поддержку захватчикам. Комнин был христианином и претендовал на трон императора Византии, но головорезов из Европы не жаловал. Он всегда отличался практичностью и стремился сохранить и укрепить торговые отношения с мусульманским миром во имя процветания собственной нации. Если крестоносцы вступили в сговор с Комнином, угроза вторжения неверных возрастет многократно и это будет означать, что Византия и Запад объединились против халифата.

— Возможно, франки не будут просить помощи у Кипра, — к вящему негодованию аль-Адиля, подал голос Маймонид.

Старик сидел по левую руку от султана и сейчас подался вперед, сложив перед собой руки.

— И на что ты намекаешь, иудей? — фыркнул кади. Аль-Адиль знал, что визирь презирает раввина даже больше, чем он сам, если таковое вообще было возможно.

Маймонид, не обращая внимания на презрительный тон аль-Фадиля, повернулся к султану, своему непосредственному господину, как будто они были в комнате одни.