Битва чудовищ - Нед Виззини

— Можете меня послушать? — отвлек их от перепалки Уилл. — Кстати, думаю, что Феликсу Греку придется уйти в другую комнату.

— Зачем? — спросил Феликс.

— Ты можешь шпионить за нами, — ответил Уилл.

— Я вовсе не шпион, — гордо ответил Феликс. — Я — гладиатор.

— И все же ты любимчик Императора Жирипуса…

— Оципуса…

— Я буду называть его, как захочу, — ответил Уилл, подмигнув Элеоноре. Девочка расплылась в улыбке, радуясь, что хоть кто-то был на ее стороне. — И я подозреваю, что, как только мы все заснем, ты отправишься доложить ему, как именно я его назвал, не забыв рассказать все, что мы тебе поведали!

— Вы сомневаетесь во мне? — спросил Феликс, вставая лицом к лицу с Уиллом.

— Лично я сомневаюсь, — ответил Уилл, подходя ближе. — Ты всего лишь очередной персонаж книг Кристоффа. Впрочем, как и я. Только вот я был описан как благородный, приятный и храбрый герой войны.

— Я тоже! — воскликнул Феликс.

— Сомневаюсь. Как только мы доберемся до «Короля Гладиуса», мы узнаем твою истинную сущность!

— И какой же она, по-твоему, должна быть?

— Коварной, подлой и злой крысой!

У Феликса на поясе висел его меч. Уилл машинально потянулся за своим револьвером Webley Mark VI[23], который был давно уже утерян где-то на улицах Сан-Франциско.

— Ищешь оружие? — заметил Феликс.

— Мне оно и не нужно, — ответил Уилл, поднимая кулаки. — Разберемся по-простому, на кулаках!

— Все, как я люблю, — бросил в ответ Феликс.

— А ну-ка оба, ПЕРЕСТАНЬТЕ! — закричала Корделия.

Сам того не желая, Уилл опустил кулаки. Что-то в тоне Корделии заставило его так просто отступить.

— Как я и думал, — прокомментировал Феликс. — Не такой уж ты и храбрый, как оказалось. И если ты такой герой… скажи мне, что именно ты сделал, чтобы помочь ребятам, с того момента, как вы сюда попали?

— Я… ну… Я отвлек императора. Да, именно так, — нашелся Уилл. — Я показал ему зажигалку.

— Да, это нам так помогло, — пробормотал Брендан. — Теперь он считает нас колдунами и хочет держать нас здесь вечность.

Уилл озадаченно посмотрел на Брендана, словно говоря: «Теперь и ты против меня?».

— Ничего личного, — промямлил в ответ Брендан.

Уилл уставился в пол. Он никогда бы не признался в том, какой стыд он испытывал за свои последние действия. С первого момента встречи с Уолкерами, он помогал и защищал их. Но то, что сказал Феликс, было правдой: какая от него польза в этом мире? У него не было с собой оружия или хотя бы плана действий. Он здесь такой же неприкаянный, как и в Сан-Франциско нового тысячелетия. «Может быть, мне нет места нигде, — подумал он, — кроме той книги, откуда я вышел».

Почувствовав, что вот-вот расплачется — а последний раз он проливал слезы еще когда он был ребенком — Уилл задумался: «А был ли я когда-нибудь ребенком? Разве Кристофф описывал мое детство?» И тут он вспомнил, что хотел сказать Корделии до того, как его отвлек Феликс. Тут он преобразился в лице.

— Хотите знать, чем я могу быть полезен? — заявил он. — Идите за мной.

Уилл точно помнил, куда идти. В коридоре между дверью и кухней было место с пустой стеной, которое они с Бренданом однажды обнаружили во время последних приключений. Он показал на нее ребятам.

— За этой стеной есть проход.

Корделия отмахнулась от протянутой руки Феликса. Куда бы они ни шли, со словами: «Я твой муж и имею на это право» он постоянно пытался незаметно взять ее за руку.

— Можешь перестать себя так называть? — не унималась Корделия.

— Если ты не хочешь держать меня за руку, может, я могу хотя бы прикоснуться к тебе плечом, — ответил Феликс. — Вот видишь, — он приставил к ее руке свое плечо, которое было в два раза больше ее собственного. — Разве тебе не нравится?

— Совсем не нравится!

— Гм, — заворчал Уилл. — Ну что, вы закончили?

Корделия и Феликс кивнули. Уилл смотрел на стену:

— Думаю, только здесь не побывали эти римские негодники. В прошлый раз мы многое нашли в этих стенах.

— Что, например? — заметил Брендан. — Вино? Или те жуткие книги? Они нам никак не помогли.

Уилл не обратил внимания на его саркастический комментарий:

— А как же Пенелопа Хоуп?

Уолкеры разом переглянулись. Им было неприятно вспоминать про Пенелопу Хоуп. Она тоже была героиней книг Кристоффа, но им не удалось ее спасти. Теперь ее больше нет.

— Пенелопа тогда сказала, что внутри этого дома есть много странных вещей, — напомнил ребятам Уилл. — И в этих стенах хранятся бесконечное множество тайн. Никто не знает, что мы можем там найти. Возможно, очередную «Книгу Судьбы и Желаний», которая вернет нас домой.

— Но как же мы проберемся через стену? — спросила Элеонора.

— Как раз это мы и должны понять, — ответил Уилл. — Я не могу придумать все.

— Возможно, я смогу вам помочь, — вдруг подал голос Феликс.

— И как же именно ты намерен это сделать? Своим мечом пробить стену? Возможно, ты и сможешь прорубить дырку в стене, так же как победил тех белых медведей? Ах, погоди… точно… тебя же эти медведи чуть не съели!

Корделия не могла сдержать смех. Когда Уилл начинал подкалывать других, даже Брендан не смог бы с ним сравниться.

— Мне не понадобится меч, — ответил гладиатор и, плюнув на руки, пригладил свои коротко стриженные волосы.

— Что ты делаешь? — недоуменно спросила Корделия.

— Когда я начинал готовиться к боям, — ответил Феликс, — меня заставляли проходить множество сложных и весьма болезненных тренировок. Вот скажи мне, Уилл, ты можешь тащить колесницу своими зубами?

— Никогда не приходилось, — ответил озадаченный Уилл.

— Ну а я вот могу. Сначала ты надеваешь на быка упряжь, приматываешь к ней веревку. Затем берешь одного из гладиаторов вроде меня и засовываешь мне в рот веревку. В течение восьми часов бык тащит гладиатора по полю, пока тот крепко держит зубами веревку. Шесть дней таких тренировок, и ты сможешь протащить что угодно своими зубами.

— Это же настоящая пытка! — Брендан был ошеломлен.

— Совсем нет. Пытка — это когда тебя мучают, чтобы выведать твои тайны. Тренировка — когда мучают, чтобы ты стал сильнее.

— Чему ты еще научился? — спросила Элеонора, пораженная его искренностью и простотой. Кажется, ее ненависть к Феликсу начинала ослабевать. Уилл всегда острил и хвастался своими умениями и совершенными подвигами, но Феликс не выставлял все напоказ.