Барбаросса - Михаил Попов

– Крысы,– ответил дон Игнасио, когда у него поинтересовались на этот счет.

– То есть?

– Однажды я заснул слишком крепко и не почувствовал боли от их зубов. В результате мизинцы безобразно обгрызены.

– Святая Бригитта,– прошептал Скансио.

Кардинал, морщась от боли в собственных суставах, позволил себе усмехнуться:

– Между прочим, тюрьму в Алжире строили мы.

Смысл замечания остался не вполне ясен собравшимся у ложа. Они переглянулись. Его преосвященство продолжил:

– Я это к тому, что рассказами об ужасах тюремной жизни никого тут не удивить. Попробуйте нас удивить историей своего спасения.

Генерал охотно кивнул:

– Обретение мною свободы напоминает собой сказку. Я уже отчаялся выйти когда-нибудь из моего каменного мешка и совершенно потерял счет времени…

– И тут сам собой явился спаситель? – Голос кардинала звучал несколько язвительно, но дон Игнасио отнес это на счет тех страданий, которые старику приходилось преодолевать во время разговора.

– Именно сам собой. Вместо вонючего сарацина, приносившего мне еду раз в сутки, ко мне спустился человек с факелом и ключами от моих кандалов.

– Он не представился?

– Жаль, но нет, я не знаю имени человека, за которого должен до конца дней возносить молитвы к престолу Всевышнего.

– Он вывел вас наружу и дал лошадей?

– Он вывел меня наружу и дал лошадей. И проводника. Была ночь, поэтому мои глаза могли постепенно привыкать к…

– Была ли за вами погоня?

– Я не заметил. Впрочем, мы не слишком долго блуждали по пустыне. Да я был и не способен к долгой скачке. Еще до рассвета мы оказались в маленьком порту на берегу моря. Я не сумел узнать, как он называется. На рассвете небольшое парусное судно…

– С немым капитаном и немыми матросами…

Генерал покачал головой:

– Капитан со мною заговорил. Правда, когда я попытался расспросить его обо всей этой истории подробнее, он уклонился от разговоров.

– Своего имени и других каких-нибудь имен он, конечно, не назвал.

Кардинал закрыл глаза, и тихий стон сорвался с его белых, чуть запекшихся губ.

Генерал Тобарес переждал этот прилив страдания и осторожно продолжил:

– Перед тем как мы должны были войти в порт Малаги, он дал мне письмо.

– Письмо?

– Письмо?!

– Письмо!

Почему-то именно это сообщение заставило оживиться всех без исключения присутствующих. Вскрикнули все – и кардинал, и секретарь, и врач. Дону Диего было совсем уж не к месту волноваться. Он понял, что сделал глупость, и потупился.

Скансио изучающе поглядел на лекаря.

Кардинал тоже бросил суровый взгляд на дона Диего, и от этого взгляда врачу сделалось хуже, чем пациенту.

– Оно с вами?

– Да, ваше преосвященство.

– Вы считаете возможным мне его показать?

– Клянусь всеми силами небесными – да. Тем более что оно предназначено вам.

– Чем вы можете удостоверить ваши слова?

Иностранец вяло улыбнулся.

– Ничем. Вам придется поверить мне на слово, что я Антонио Колона, в недавнем прошлом кардинал Римской католической церкви, член папской курии.

Отец Хавьер внимательно смотрел на него сквозь заляпанный салом подсвечник.

– Каким же образом вы лишились и своего сана, и своего положения? С таких высот не падают по собственной воле или по недоразумению, согласитесь. Лишь стечение обстоятельств, исключительно роковых, могло привести к такому итогу.

Иностранец опять улыбнулся:

– Святой отец, напрасно вы делаете вид, что обстоятельства моей гибели вам неизвестны.

– Гибели? Вы не оговорились?

– Я не оговорился. И я имею в виду не свою гражданскую гибель. После того как я упустил из своих рук половину доходов его святейшества за год, она была мне обеспечена, несмотря на все мои связи и несмотря на богатства и родовитость моего семейства.

– Вы не захотели, чтобы ваши родственники принуждены были расплачиваться с папской казной за ваши упущения?

– Что-то вроде того. Я предпочел исчезнуть, тем более что обстоятельства, приведшие к гибели второй папской галеры, были таковы, что сделать я это мог без труда.

Отец Хавьер налил из глиняного кувшина воды в неглубокую глиняную же чашку и пододвинул к гостю.

– Это вино? – спросил тот с явной надеждой в голосе.

– Это мое любимое вино,– отвечал суровый старик, не теряя ни грамма своей суровости.

Антонио Колона выпил воду, похвалил букет напитка и вкус хозяина кельи.

– Теперь, когда вы подкрепились, я бы попросил вас как можно подробнее рассказать мне об обстоятельствах того трагического события. Я имею в виду захват пиратом Харуджем двух галер с римской казной.

– Могу ли я считать, святой отец, что вы мне поверили и принимаете меня за того, кем я называюсь?

– Не спешите. Многое в этом смысле будет зависеть от вашего рассказа.

– Святой Боже, вы продолжаете подозревать во мне авантюриста, которому зачем-то нужно выдавать себя за несчастного Антонио Колону?! Подумайте, ведут ли себя так настоящие самозванцы? Выгодно выдавать себя за богача, за императорского сына, за… да за кого угодно выгоднее выдавать себя, чем за меня!

Отец Хавьер спокойно переждал вспышку.

– Рассказывайте. Рассказывайте подробно. Поверьте, у меня есть основания относиться к этой истории настолько серьезно, насколько я к ней отношусь.

Итальянец повесил голову, приходя в себя и собираясь с силами.

– Учтите, ваш рассказ я буду сличать с теми многочисленными свидетельствами, что уже имеются у меня под рукой. Если вы лжец, это откроется очень быстро. И, не хочу скрывать, в этом случае последствия будут для вас плачевны.

Итальянец вздохнул:

– Ирония бесчувственной судьбы. Я стремился к вам как к спасителю, вы же видите во мне врага или преступника. А может, и то и другое вместе.

Кардинал дочитал свиток. Позволил ему медленно свернуться в своих подагрических пальцах.

Появился врач с большой серебряной чашкой бульона.

Его преосвященство поморщился:

– Я не буду есть.

Дон Диего, памятуя о своей недавней промашке, настаивать, как обычно, не посмел. И удалился.

Генерал счел возможным заметить: