Время иллюзий. Третий глаз - Дмитрий Вощинин

Врач, пожилой монгол с короткими теплыми пальцами, начал процедуру по прогреву конечностей дымящимися сигарами. Тепло разливалось по всем его членам, сначала через каждый палец на ноге, потом через пятки, пальцы рук и ладони. Проникновение тепла было медленным и спокойным. Теперь он ощущал его и внутренними органами.

– Почему вы делаете это именно сигарами? – поинтересовался он.

Ответ сразил его своей простотой:

– Этот метод проверен веками, ему не менее 2000 лет.

Чтобы представить отделяющий период, ему достаточно было сравнить, что Петр Первый построил Санкт-Петербург всего 300 лет назад.

Врач-монгол вышел из кабинета, это было предусмотрено процедурой сеанса, когда пациент предавался высокими мыслями и напитывался энергией. Приятно было себя ощущать в глубоком понимании мироздания и природных сил.

Николай Константинович знал, что энергия человека пополняется через питание, дыхание и малозаметное космическое воздействие.

Теперь лежа на столе в чем мать родила, он чувствовал, что силы могут черпаться от чувства гармонии открытого для оздоровления тела и простирающегося из глубины веков понимания мира.

«Видимо, это как раз космическое воздействие. Оно одновременно и черпает информацию об изменяющемся мире через каждую личность», – думал он.

Он вспомнил, как в жарких странах неоднократно видел разнообразной формы термитники и удивлялся сложности и неповторимости этих сооружений. Было понятно, что сами муравьи представляют собой далеко не интеллектуальных существ, хотя каждый из них аккуратно строил это жилище по какой-то общей программе. Возможно, через воздействие необычной энергии каждое насекомое понимало свою конкретную задачу в общем проекте.

В основе жизни заложено здоровье и глубокая эволюция от простейших существ.

Но человек меняется, а изменения совпадают не со всеми космическими задачами. «Организмы отмирают, когда теряют свои опорные точки», – пришло ему в голову.

Николай Константинович вспомнил себя мальчиком, собирающим марки и застенчиво мечтавшим о дальних странах.

Как будто луч солнца ворвался в его душу. Перед глазами встала кроткая, преданная, ушедшая в небытие несколько лет назад мама с ее теплым ласковым взглядом. Как он любил и боготворил ее в детстве, потом уехал учиться и, увидев через несколько лет, не узнал ее, все понимающую маму. Она уже не пела с отцом и подругами задушевных поэтических песен, а все больше молчала и даже, как ему показалось, немного побаивалась его. Настороженно смотрели на него и близкие.

И все то время было пропитано запахом полыни, которого он давно уже не чувствовал вокруг.

А какие были песни детства! Только сейчас он вспомнил их неповторимый аромат; пели их в ходе праздничных застолий, во времена душевного подъема. Когда он приезжал позже, никто уже не пел за столом, стесняясь того былого единства. Почему-то все это так быстро и наглухо забылось.

Незримая тень тех времен постоянно присутствовала в его жизни, но видел он ее все реже и реже, почти не различая предметов, как через запотевшее стекло.

Но сейчас он чувствовал и ощущал своими органами эту тень или едва сохранившуюся волю почти уже ушедшего поколения.

Вспомнил он свою страстную любовь где-то в 35 лет. Она была яркая, с ответным чувством, будто сама природа или силы сверху участвовали в этом. Но Николай Николаевич не выдержал ее бурного напора, начал притормаживать, остерегаться, уходить от необычно нахлынувших эмоций и постепенно она затухла. Потом захотелось тепла, уюта, но это уже была другая любовь.

Вспомнил он размолвку и уход жены, начало своей холостой жизни, а потом, как следствие, и некоторое нежелание понимать женский пол. По существу, он привык к одиночеству, и это было теперь его смыслом жизни.

Сейчас трудно было понять, что он ждал от жизни.

Николай Константинович где-то читал, что человек очень похож на черный ящик с датчиками в виде своих ощущений. Улавливая определенные воздействия извне, он обрабатывает реакцию своих сенсоров и выстраивает для себя картину реального окружающего мира.

И эта картина реальности зависит от внутреннего восприятия, является весьма субъективной и зависит от определенных наработанных моделей. Поэтому каждое новое и необычное явление часто бывает просто незамеченным и неоцененным.

И не случайно говорят, что весь окружающий нас мир просто выстроенная иллюзия.

«Главное сохранять любопытство к жизни», – осенило его.

И это была живая и вполне здоровая мысль.

Всеволод шел «куда глаза глядят». Он помнил, что минут двадцать назад вышел с конечной станции метро, шел по светлой широкой улице, потом что-то его заставило свернуть в переулок, и теперь он впереди видел только свет, перемежающийся тенями. В голове была пустота и начинающаяся беспокоить боль.

При приближении свет оказался небольшим костром. Он подошел ближе. На ящике сидел заросший бородой с длинными руками и отсутствующим взглядом человек в облезлой куртке. Он казался колдуном на фоне этого огня, черных теней и свежего воздуха. Рядом стояли еще ящики, которые, видимо, были пищей для огня.

Всеволод сел на противоположный ящик, будто был знаком с этим странным существом и садился здесь каждый вечер.

Он также как неизвестный бородач молчал и смотрел на яркие языки пламени.

Место для костра было выбрано удачно, оно отгораживало двор невысокой стеной и создавало замкнутое пространство.

Только сейчас Всеволод увидел в огне что-то вроде шампура, на котором висел кусок мяса, формой похожей на общипанную птицу. Он также как и его сосед стал смотреть на этот предмет.

– Что? Тоже жрать будешь? – прохрипел бородач.

Всеволоду не хотелось отвечать.

– Впрочем, как хочешь, – колдун неожиданно проникся к пришельцу. Он давно уже сидел один, и компания явно ему импонировала.

Огонь объединял и вносил тепло общения.

– Кто вы? – неожиданно обратился Всеволод.

– Видимо, такой же, как и вы, – не сразу выдавил бородач.

Уверенным движением почерневших сильных рук он разломал близлежащий ящик и подбросил в костер.

– Я вас глубоко понимаю и сочувствую, – продолжал создатель очага.

Всеволод был удивлен: «Как этот получеловек мог его глубоко чувствовать и понимать?»

Он испытующе посмотрел на собеседника.

– А откуда вы-то сами взялись? – настойчиво продолжал интервьюировать пришелец.

– Да какая разница? А то, что обращаетесь на «вы»… Вовсе не обязательно.

– Почему?

– Как говорили раньше – по кочану.

– Зачем так грубо?

– У меня давно все грубо. И, кстати, это не всегда плохо.