Люби меня через годы - Лилия Орланд

— Кис-кис-кис, — я подошла ближе и присела на корточки. Котёнок даже не шевельнулся. Так и сидел, сжавшись взъерошенным комочком.

Я преодолела глубокую лужу, отделявшую меня от малыша, и подхватила котёнка на руки. Он жалобно мяукнул и прижался к моей ладони, пытаясь согреться. Я расстегнула куртку и сунула котёнка за пазуху, придерживая его одной рукой. Он сразу же затих, прижимаясь к моей груди.

Странно, но мне тоже стало теплее. Я поспешила домой, чтобы показать маме с папой нового члена нашей семьи.

— Саша, это ты? — мама вышла из кухни, вытирая ладони полотенцем. — Обед почти готов, иди, мой руки.

Она говорила всё это преувеличенно бодрым голосом, одновременно заглядывая мне в лицо, пытаясь распознать моё настроение. В последние дни они оба с отцом так делали, что меня ужасно раздражало. Обычно я вспыхивала, отвечала что-то резкое и уходила в свою комнату. В общем, вела себя как среднестатистический подросток. Что тоже не добавляло хорошего настроения ни мне, ни родителям.

А сегодня я растерянно улыбнулась маме, не зная, как изложить свою просьбу. Вообще, наверное, нужно было сначала поговорить с отцом, ведь это его дом. Но и заручиться согласием матери тоже было бы неплохо. А уже потом вместе воздействовать на папу.

Под её удивлённым и слегка настороженным взглядом я расстегнула куртку и достала котёнка. Поставила его на пол в прихожей. Сразу стало видно, какой он маленький. Редкая встопорщенная шёрстка торчала во все стороны, открывая взгляду худенькое тельце, которое сразу же начало дрожать. На подкашивающихся от слабости лапках котёнок пополз ко мне, запомнив, что я большая и тёплая.

— Я не могла там его оставить, — пояснила маме, ни о чём не спрашивая. Просто не могла, так боялась отказа.

Но она поняла.

— Надо будет спросить папу, когда вернётся. А пока искупай малыша и заверни в полотенце. Я подумаю, чем его можно накормить.

Мама ушла обратно в кухню, а мы с котёнком отправились в мою комнату. Я разделась и понесла малыша в ванную. Хорошенько намылила шампунем, смыла серую воду и намылила снова. Затем вытерла его и завернула в махровое полотенце.

Котёнок пригрелся, почувствовал себя в безопасности и замурчал.

— Мурлыка. Я назову тебя Мурлыкой. Что ты на это скажешь?

— Саша, неси котёнка сюда, — позвала мама.

Она сварила овсяную кашу на молоке и остудила её, пока мы с Мурлыкой совершали водные процедуры в раковине.

Пошатываясь из стороны в сторону, малыш пополз к маленькой мисочке для соуса, в которую мама налила кашу. Мы с умилением наблюдали, как котёнок ест, причавкивая, разбрызгивая кашу по полу.

— Всем привет!

Мы с мамой переглянулись, но не двинулись с места.

— Что это у вас тут такое? — папа размашистым шагом вошёл в кухню и остановился, увидев котёнка.

— Пап, давно хотела сказать, что в твоём доме не хватает кота, — я старалась придерживаться игривого тона, но всё равно очень нервничала. Ведь от его слова сейчас зависела судьба малыша.

Подошла к отцу, прижалась к его боку, обхватив предплечье обеими руками.

— Серёжа, ты посмотри, какой он хорошенький. Вырастет, будет кротов гонять в саду. Ты как раз жаловался, что гладиолусы тебе погрызли, — мама прижалась с другого бока.

Отец усмехнулся.

— Две хитрые кошки у меня уже есть, значит, надо заводить второго мужчину, чтобы не было женского засилья в доме.

— Оставляем? — уточнила я, а в душе уже поднималась радость.

— Оставляем, — разрешил отец. — Имя ему придумала?

— Мурлыка.

— Добро пожаловать домой, Мурлыка, — сказал он котёнку, а потом обнял нас с мамой крепко-крепко и добавил: — Люблю вас, девочки…

Мама напряглась и посмотрела на папу влюблённым взглядом.

— Ты мне раньше этого не говорил…

— Ну вот, начинается, — я закатила глаза к потолку. — Товарищи родители, давайте вы свои любовные нежности оставите на потом. У вас тут дети голодные.

Нежности прекратились, но родители больше меня не смущались и не краснели как красны девицы. Мы сели за стол.

Котёнок, покончив с кашей, доковылял до меня и заполз по штанине на колени. Хорошенько исследовав территорию, он забрался под футболку и там затих. Я всё время чувствовала его маленькое тёплое тельце, и от этого ощущения мне самой становилось тепло.

Весь вечер котёнок почти не отходил от меня, разве что до мисочки с жидкой овсянкой. Но потом снова забирался ко мне на колени.

Спать мы легли вместе. Я очень переживала, что могу раздавить его во сне, поэтому дала себе установку лежать на спине и не переворачиваться.

Утром я проснулась от громкого мурлыканья. Комочек топтался по моей груди, вонзая тонкие коготки в футболку.

— Доброе утро, Мурлыка, — пробормотала я, улыбаясь. — Пойдём завтракать.

После завтрака на семейном совете мы решили, что котёнку нужны личные вещи. Папа позвонил на работу, сообщил, что немного задержится. И мы поехали в кошачий магазин. Купили ему еду, лежанку, лоток, когтеточку и много разных игрушек.

По поводу каждой вещи мы долго спорили, выбирая самое лучшее, самое удобное. Каждый высказывал своё мнение, считая правильным именно его. Нам троим было очень весело. Мы чувствовали себя настоящей семьёй. А вот продавец от нас явно устал, потому что был очень рад, когда мы наконец определились с выбором и расплатились за покупки.

Мурлыка оценил игрушки и сразу же их опробовал. С лотком он пока не разобрался. А вот лежанку полностью проигнорировал, продолжая спать со мной в кровати.

Из-за его выбора я чувствовала себя особенной и нужной. Этот тёплый мурчащий комочек под боком вызывал у меня нежность и умиление.

Почти все каникулы я играла с Мурлыкой, учила его пользоваться лотком. Во мне словно открылся материнский инстинкт. И самое главное, я больше не чувствовала себя одинокой и потерянной. В моей жизни появился тот, кому я была нужна. И не важно, что он был котом.

У меня изменилось настроение, жизнь перестала казаться такой мрачной и исполненной грусти. Я начала участвовать в жизни семьи. Мы вместе с мамой составили меню новогоднего ужина, а затем закупали продукты. Украсили дом и сад к празднику. Родители перестали обеспокоенно заглядывать мне в лицо, когда я возвращалась с прогулки.

И я почувствовала, как становится легче и почти исчезает то, что так долго давило на сердце тяжёлым грузом.

Тридцать первого декабря мама разбудила меня ни свет ни заря.

— Сашка, вставай, уже девятый час! — она распахнула плотные шторы, впуская в комнату яркий свет зимнего утра. Дождь, как назло, прекратился, тучи разбежались, открыв пронзительно-голубое небо.