Догнать и жениться - Виктория Волкова

– Глупости, — недовольно пробурчал Алтаев, в глубине души признавая, что Маня права. — Чем тебе помочь, рыбонька? — поинтересовался Марат, сразу переходя к делу. — Давай денежек кину, а?

– Спасибо, конечно, — настороженно мяукнула Манька и осведомилась подозрительно: — А что это ты такой добренький?

– Мой племянник не должен расти в трудных условиях. Что— то нужно, всегда обращайся, поняла?

– Спасибо, Марат, — искренне воскликнула Маня. — Ты даже не представляешь, как ты меня выручил.

– Карточка та же?

– Да!

«А ты не представляешь, Манюня, что, благодаря твоей природной жадности, я уже завтра буду знать точное твое местоположение. Калининград, говоришь? Ну— ну!»

Следующим утром разразился ужасный скандал. Про «Антарес» не сообщили только в прогнозе погоды. А так все новостные порталы и газеты пестрели статьями о махинациях на заводе. Одни обвиняли Бурова и Ленку, другие — новых учредителей. Кто-то снова написал о причастности Катерины Наумовой, но как-то быстро эта версия сошла на нет. Телефон разрывался, но Катя, поставив айфон на беззвучный режим, запретила себе даже близко подходить к комоду, где в ящике жужжал от нетерпения сотовый. Вечером она вскользь глянула на список пропущенных. Насчитала штук двадцать звонков от Марата и скривилась недовольно.

— Твой поезд ушел, Алтаев, — пробурчала она себе под нос. — Поверил вранью, вот теперь сам и сиди в помойной яме.

Она решительно прошла в кабинет отца, давно перешедший по наследству матери. Провела рукой по большому папиному портрету с паспорту. Умные глаза смотрели тепло и внимательно.

— Папа, папочка, — тихонько проскулила она, всматриваясь в родное лицо. — Что мне теперь делать? — всхлипнула негромко и тут же поняла, что хоть и сейчас попала в непростую ситуацию. На собственной шкуре ощутила злобу и предательство людей, считавшихся друзьями, но даже и близко не подошла к той черте, за которой начиналась история с золотом.

— Кто украл и почему? — прошептала она, снова гладя лицо любимого человека, навсегда запечатленное на цветной портретной фотографии.

«Бедный мой папа, — печально вздохнула Катя. — Что же ты пережил с пропажей слитков? Как сумел пережить все дрязги и разборки? И как нашел в себе силы полностью выплатить Корнею ущерб! Папа, папочка», — снова всхлипнула Катя и, повинуясь внутреннему инстинкту, залезла в сейф и достала из потайного отделения маленькую коробочку. Вынула из нее брошку размером с пятак. Крупный сапфир в середине тянул карата на три, а переплетающиеся по кругу золотые ленты, сплошь усыпанные бриллиантами, добавляли праздничности и значимости. Такая вещь явно не предназначалась для тети Любы Корнеевой, что от большого ума прицепила ее на ту саму шпильку, подарившую свободу. Катя еще раз внимательно осмотрела тыльную сторону изделия. Нашла два выступающих крючка, с помощью которых и удалось жене Корнеева закрепить брошку на тонкой железке, а при случае закалывать волосы. Естественно, носить брошечку никто не собирался. Лежит себе в сейфе и пусть лежит.

«Трофей мой», — мысленно хмыкнула Катя, слегка касаясь подушечкой указательного пальца по едва видневшимся буквам. Б.О.Л.И.Н.

«Где же Михею удалось раздобыть историческую редкость?» — подумалось Кате. Она будто наяву увидела, как отец, засунув в глаз лупу, причитает над Катькиной добычей:

— Ну доча, ну даешь!

И сама Катерина, растерянная, еще не пришедшая в себя от полночного бега с препятствиями, смущенно заглядывает отцу через плечо и бормочет чуть слышно:

— Я только дома поняла, пап, что тут бриллианты и сапфир, кажется!

— Моя дочь, — гордо выпячивает грудь Альберт, а потом наматывает на тонкое шило небольшой слой ваты, смачивает ее в спирте и аккуратно чистит внутреннюю сторону брошки.

— Вот, смотрите, — улыбается он жене и дочке. — Видите буковки? Это Болин, твою мать! Катя, ну ты даешь! — веселится папа, а мама шикает на него, чтобы не смел ругаться при дамах.

Папа вскакивает из-за стола. Обнимает маму, потом чмокает в щеку саму Катерину, а уж после несется к телефону, стоявшему в коридоре, звонить Корнееву.

— Михей, — спокойно и слегка надменно говорит в трубку. — Я выплачу тебе стоимость слитков. Моей вины в их пропаже нет, но у них цена гораздо меньше, чем моя репутация. Во имя нашей прежней дружбы я прошу тебя о небольшой рассрочке.

Папа слушает внимательно, а потом неспешно соглашается.

— Да, ты прав, полгода — отличный срок. Я надеюсь, больше мою семью ни ты, ни твои люди не побеспокоят, — сдержанно замечает он, а потом терпеливо слушает собеседника и лишь под самый конец разговора мимоходом бросает:

— Какая еще брошка? Катя еле жива и безумно счастлива, что унесла ноги из твоего дома. А где она лежала, эта бижутерия? В спальне? Так поищи под кроватью, может, упала? Ладно, хорошо, — соглашается отец и вешает трубку.

— Почему ты не сказал, что эта вещь у нас? — нервно интересуется мама. — Тем более такая ценная.

— Во-первых, Михей похитил Катю. А это беспредел, Роза, — морщится отец. — И если Катерина случайно увела у него из-под носа дорогую безделушку, то Корнеев сам виноват. Не крал бы Катьку, остался бы с брошкой. Во-вторых, он понятия не имеет о ее действительной стоимости. Это историческая редкость. Изделий Болина почти не сохранилось. По крайней мере в нашей стране.

— Кто такой этот Болин? — нетерпеливо фыркает мама, уперев руки в боки. Она еще собирается спорить с отцом и настаивать вернуть обратно Михею его цацку. — Пусть Корнеев себе на задницу эту бирюльку нацепит, — шипит она.

Папа пропускает ее слова мимо ушей и с удовольствием начинает объяснять, кто такой Карл Эдуард Болин и чем он знаменит.

— Ты думаешь, Фаберже всегда при дворе состояли и лепили свои пасхальные яйца? — усмехается отец. — До них, начиная со времен то ли с Екатерины, то ли с Павла, поставщиками украшений считались Болины. Жена одного из них стала крестной матерью дочери Николая Первого. Ты представляешь, Роза, близость этой семьи ко двору? А о ценности брошечки хоть примерно догадываешься?

— Тогда тем более, — мученически вздыхает мать.

— Я сказал, Роза, — пресекает всякие разговоры папа. — Брошка остается и принадлежит только Кате. Это ее собственность, добытая в бою. Тем более что Люба — великодушная женщина — разрешила нашей дочери оставить цацку себе, как компенсацию. Она чуть последние волосья Михею не выдрала, когда узнала о похищении.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍