Саур-Могила. Военные дневники (сборник) - Андрей Пальваль

Роща, к которой мы подошли, по периметру обросла плотным колючим кустарником. И попасть в неё мы могли только по кабаньим тропкам, которые были похожи на тоннели в ветках. Зато внутри было свободно и тихо. На земле валялись нападавшие мелкие дикие груши. Вполне съедобные в малых количествах. Видимо, они привлекали сюда кабанов. «Сокол» сразу стал мечтать о том, как здесь можно было бы охотиться. Мы съели по несколько груш. После второй во рту всё связало, и пришлось потратить несколько глотков воды, чтоб протолкнуть. Порывшись в рюкзаке, я достал маленький брикет чая «пуэр». Эх, если бы его заварить. Попробовали с «Монахом» его пожевать. Нет, не то.

«Лис», у которого тоже есть дочь, подбодрил меня, сказав, что я ещё вполне могу успеть до первого сентября вернуться в Харьков и отвести свою дочку первого сентября в школу (в 6-й класс), побывав на линейке. Эх, «Лис»… Думаю, твоя дочь дождётся отца.

В это же время «Сокол» вставил аккумулятор в свой мобильный и звонил «Вихрю» («Роверу»). Повезло, в этом месте «Киевстар» ещё ловил. Разговор шёл не прямым текстом. Легенда – мы типа собрались компанией на пикник, порыбачить и выпить. А теперь решаем, где же мы встретимся с остальной частью компании. И как с транспортом? И т. п. Это не спасает от расшифровки – если будет слушать человек в контексте, он сможет понять, о чём речь. Но, как минимум, автоматизированные системы, срабатывавшие на ключевые слова и фразы, это может обмануть. После разговора у нас появилась новая точка, куда двигаться. Там мы должны были встретиться с группой «Пламени», которую посылали раньше к нам на высоту. С ними мы должны были выходить совместно.

После звонка наше место было засвечено, и надо было выходить. Я с облегчением сказал:

– Ну, мы вышли из красной зоны, теперь разве что на вражескую группу напороться можем. (Я имел ввиду случайно наткнуться).

– Вот же ты, «Шаман», параноик, – сказал «Сокол», – да никто на нас специально не охотится.

Помню, меня это тогда задело, я начал возмущаться и оправдываться, что не то имел в виду… В спор или конфликт это не переросло. Но ещё полдня потом я испытывал чувство несправедливости и выговорился только в обед, после чего почувствовал себя лучше. Вообще, в том состоянии мы могли, с одной стороны, многое переносить, но с другой – иногда вспыхивали от мелочи, если кому-то казалось, что нарушена справедливость или затронуто его чувство достоинства.

На войне и в походах словесные конфликты периодически происходят на ровном месте. Важно их разрешать, выговариваться. Человек в отряде на выходе, затаивший обиду, – это самый опасный враг.

По кабаньим тропкам, на корточках, мы выползли из грушевого оазиса и вернулись к лесу через подсолнухи. Прошли по лесу вдоль опушки несколько сотен метров, выбирая место для рывка – так, чтобы прикрывали хотя бы холмы по бокам. И, перекрестившись, быстро пошли с перебежками по открытому пространству, к спасительным деревьям вдали. Не знаю кто как, но я молился, чтобы нас не заметили и не накрыли из миномёта. Слишком лёгкой добычей мы были.

В отличие от ночи, днём было жарко. Добравшись до отдельно стоявших деревьев, мы попадали. Мокрые и задыхавшиеся под брониками с амуницией. Пять минут отдыха. Я выпил несколько глотков воды, останавливая себя и напоминая, что надо экономить – неизвестно, когда будет следующий источник. Дальше были холмы с сосновыми посадками (квадратно-гнездовым методом). Мы шли и шли. Носом дышать не получалось – не хватало воздуха. Приходилось дышать через рот. От этого влага терялась ещё быстрее. Язык становился деревянным, а горло – сухим. Глоток воды из гидратора на ходу спасал на некоторое время. Уже в обед, в какой-то момент, я почувствовал, что организм не справляется с отводом тепла, несмотря на то, что что вся одежда уже мокрая от пота. В глазах темнело, а сердце колотилось. Меня спас большой обеденный привал. Мы остановились где-то на час. И это было ощущение, близкое к счастью, когда ты можешь просто сидеть. Я выпил три глотка, потом достал и съел два стикера с мёдом. Запил ещё несколькими глотками воды (вода – это очень странный предмет… а не мёд, чтобы там ни речитативил Винни Пух). Ещё оставалось два стикера с мёдом – это на завтра. Пока мы отдыхали, я сказал, что сегодня мой день рождения, который я не ожидал встретить таким образом. Все оживились. «Сокол» сказал, что обязательно это отметим.

После обеда мы двинулись дальше. Шли по посадкам и полям. Вокруг попадались следы пребывания людей и техники, но ни одного человека. За три километра от точки, к которой шли, мы сделали привал. Остановились за посадкой, на месте, где раньше стояла наша военная техника, судя по следам и обёртке от печенья, которую мы нашли. Свои обёртки мы закапывали и следы пребывания уничтожали.

«Лис» достал крайнюю банку с консервами, 250 граммовую, свинина/говядина с какой-то крупой. У меня был сухой спирт, на нём разогрели тушёнку. «Сокол» достал фляжку, в которой было сто граммов водки. Три человека не пили, у меня был военный пост и я воспользовался тем что день рождения мой и я никого не обижу, не выпив. Анатолий не пил принципиально по религиозным соображениям, «Лис» тоже не пил. Командир группы произнёс тост и с «Бродягой» и «Монахом» сделали по глотку (100 граммов на троих). Интересная традиция – наносить ущерб своему здоровью, выпивая за здоровье именинника. Хотя в тот момент глоток спиртного наверное был больше полезен, чем вреден. Двумя ложками, черпая по кругу, мы съели праздничное блюдо – тушёнку. Сделали несколько фото на почти полностью разряженный смартфон. Это действительно был самый крутой день рождения в моей жизни. Глубоко в тылу врага, прорываясь из окружения. После недели на Саур-Могиле, под постоянными бомбёжками. Я не могу такого пожелать другим, да и себе не желал бы опять. Но, блин, спасибо… И главный подарок ждал впереди, но об этом я узнал на следующий день от «Бродяги» – когда он увидел растяжки. А было бы иронично, прожив ровно 38 лет, умереть в день своего рождения. Представляю надпись на могиле. Вселенной не откажешь в чувстве юмора. Буду считать это подарком.

Оставалось пройти немного до леса. Мы шли на закате, в сумерках. По грунтовой дороге. Иногда по траве в поле. Перепёлки, выжидая до последнего, вспархивали прямо из-под ног. Их было много, но ни стрелять, ни готовить что-либо, так чтобы был дым, нельзя. Да и не получалось у меня видеть в них еду в тот момент. Есть вообще не хотелось, хотелось пить.

Уже стемнело, когда мы подошли к небольшому лесу, в котором должны были встретиться с другой группой. Мы поднялись на холм, чтоб зайти с неудобной стороны, которая не просматривается. По темноте и на автопилоте от усталости шли вдоль опушки. Пройдя метров пятьсот, «Бродяга» и «Сокол» остановились, посовещались. После чего сказали, что ночуем здесь, на опушке. Мне было не по себе, спать под хилыми деревцами, где могут увидеть сверху (говорили, что у россиян есть беспилотники с тепловизорами). Хотелось спрятать всю группу. Приказать другим я не мог, но сам, не послушав «Сокола» (да, виноват…), залез на три метра сквозь плотный подлесок по звериной тропке, чтобы быть плотно закрытым растительностью сверху. За мной пролез Анатолий.

Эта ночь была вполне терпимой по холоду. Просыпался и переворачивался только из-за налёжанного бока. Видимо, сказывалось то, что место было на возвышенности и далеко от воды.