Обреченные на месть - Федор Зуев

— Это вам поминки по Ростиславу, — объяснял я котам свою щедрость. Я физически чувствовал, как уходит из меня недавнее спокойствие и возвращается прежнее состояние загнанного, обложенного со всех сторон красными флажками волка.

Поздним утром меня разбудил звонок детектива Морсиано. Он сообщил, что уже знает о произошедшей трагедии и сейчас едет от родителей в Вашингтон Ди Си. На обратном пути обязательно заедет в дом Ростислава и встретится со мной. Совершенно серьезно он сообщил, что спокойная жизнь у меня, по его мнению, закончилась. Бабу Дуню отвезли в ближайший частный госпиталь «Холисвуд» в пятнадцати-двадцати минутах пешего хода от дома, где она теперь наблюдается в кардиологическом отделении. Если получится, то он к ней сегодня заглянет.

Я попытался тоже навестить старушку, но меня не пропустили, сообщив, что она сейчас отдыхает. Я передал ей букетик незатейливых цветов и с чистой совестью отправился по магазинам выполнять заказы Ангелины. Это как-то отвлекло меня от воспоминаний вчерашней трагедии.

Хилсайд авеню, конечно, был не Бродвей, но и здесь все нашлось, и, видимо, по значительно более низкой цене. Закончив с покупками, я отправился домой. И чем ближе я подходил, тем навязчивей меня одолевала мысль, что всех моих близких и друзей, а также и меня преследует чье-то проклятие, и, возможно, это проклятие не одного, а множества загубленных душ. И никакие расстояния не спасают от этого…

Поздно вечером вернулся Морсиано, объявив мне, что останется ночевать в доме. Уставший, но довольный, он не отказался от виски и, отпив пару крупных глотков, сообщил мне, что сегодня днем из Вашингтона в Москву вылетел беспосадочным рейсом «Аэрофлота» с перевязанным глазом, окривевший Петр Львович Черных.

— Задержать его не успели, а жаль, — добавил детектив устало. — Нападение в частном доме, угрозы, шантаж, убийство… Всё по совокупности от двадцати лет до пожизненного.

— С одним-то глазом не больно высидишь, — засомневался я.

— Да и с двумя тоже, — подтвердил он. — Теперь это дело из разряда особо опасного криминала перейдет в дипломатическое ведомство, которое в дальнейшем будет требовать его выдачи. Без всякой, впрочем, надежды на положительный результат.

— Нарисовать в России пустую могилу или со жмуриком-бомжом ничего не стоит, — подвел я итог всем этим предположениям.

На обратном пути Фред успел побывать в госпитале у бабы Дуни, и его, в отличие от меня, к ней пустили. Евдокия Степановна хоть и была слаба, но подробно поведала ему о случившемся в их доме.

— Пришедший искал тебя, — пересказывал мне Морсиано, — и не поверил, будто бы тебя нет в доме. Узнал он о тебе от кого-то в той церкви, во Флашинге, где вы с Ростиславом и были-то всего пару раз вместе на службе. У таких «торпед» есть свои люди везде, — добавил он не без значения. — А Ростислав всегда был вспыльчивым человеком, а тут в его же доме какой-то проходимец стал чего-то требовать… Старик схватил за шиворот наглеца и поволок к выходу. Тот, рассвирепев, вытащил револьвер и, угрожая, толкнул хозяина дома. На что воинственный хозяин дома выстрелил бывшему чекисту прямо в глаз. Видимо, поняв, что дед следующим выстрелом может выбить ему последнее око, обезумевший от страха бывший подполковник КГБ—ФСБ разрядил в сына белогвардейского офицера почти половину своего барабана. На третьем выстреле у него произошла осечка. Надо думать, этот бывший чекист — человек неуравновешенный, жестокий и битком набитый всякими комплексами. Под вой ополоумевших от страха котов он бросился вон из дома, обронив свой револьвер и крича что-то по-русски. Как заметили свидетели, одной рукой он зажимал свой выбитый глаз.

Выскочив на скоростной Гранд-централ, преступники ушли в Нью-Джерси, а далее курсом на Вашингтон Ди Си.

Черных улетел в Москву, а водитель, предположительно Собачинос Алоиз, уроженец Литвы, сейчас в розыске. Кстати, из Литвы он сбежал в свое время, будучи под следствием за педофилию. Думаю, литовские власти не будут против, если США депортирует этого урода в камеру Вильнюсской тюрьмы, но для этого еще нужно задержать подонка.

— Похороны Ростислава будут через два дня на Ново-Дивеевском кладбище, — сообщил Морсиано. — Отпевание там же, так что давай по русскому обычаю помянем хорошего человека, — предложил Фред, поднимая свой стакан с виски. — Тем более что он принял твою пулю. Скорее всего, им стало известно, что Ангелина жива, — продолжал он. — Так что ты снова стал лишним… Вот поэтому мы завтра едем с тобой в «Кабрини» и забираем твою жену.

На другой день в девять часов утра мы уже ползли в гигантской пробке, направляющейся в Манхэттен. Через час с четвертью мы наконец-то припарковались у госпиталя на служебной стоянке. На этот раз Морсиано под лобовым стеклом оставил табличку, разрешающую ему занимать любое место, в соответствии с необходимостью.

Опять мы звонили в металлическую дверь с маленьким окошечком из толстого стекла. И так же, как в прошлый раз, дожидались, когда кто-то из персонала откроет нам.

Потом старшая сестра проводила нас и предложила подождать в известном кабинете.

Я принес Ангелине кое-что из одежды.

Доктор разрешила свидание. Детектив отдела ДЕА Нью-йоркской полиции Фред Ди Морсиано представился ей моим другом. И с места перешел в галоп: узнав, что самочувствие Ангелины улучшается, он объявил врачу, что мы вынуждены забрать больную под расписку, чем поверг лечащего эскулапа в шок:

— Но ей необходима усиленная терапия и постоянные лекарства!..

— А нам это необходимо в связи с переездом Ангелины и ее супруга в другой город, — гнул свою линию Морсиано.

— Хорошо, — согласилась врач, — но вы должны будете подписать все необходимые юридические документы, которые в данное время не готовы…

— Хорошо, — чуть-чуть отступил упрямый детектив. — Мы завтра подпишем все, а вы подготовьте бумаги. А теперь оставьте нас наедине с Ангелиной на несколько минут.

Мягко объяснив Лине, что мы должны все вместе завтра уезжать в другой город, мы оставили ей пакет с вещами. И, не обмолвившись об истинной причине нашего отъезда, попрощались. Однако заметили, что скорый выход из госпиталя пришелся по душе Ангелине и значительно поднял ей настроение.

На обратном пути мы не поехали в пустой дом Ростислава Сабитского, а направились в Асторию, в небольшую уютную русскую зарубежную православную церковь Святой Троицы, где встретил нас замечательный священник отец Всеволод, эмигрант второй волны из донских казаков. Его веселый характер сразу же пришелся мне по душе. Он разрешил мне остаться до следующего дня в своем доме.

Фред Ди Морсиано попрощался и уехал, пообещав быть с утра пораньше. Начавший службу, отец Всеволод пригласил меня помогать ему. Это была самая легкая и приятная дань, что приходилось отдавать мне за последнее время, а может быть, и за всю жизнь…

На следующий день ровно в десять утра мы уже были в госпитале «Кабрини». Я подписал все необходимые бумаги, Фред ди Морсиано — поручительство за меня и Ангелину. Выслушав обязательную лекцию по поводу строгой необходимости продолжать принимать лекарства в полном объеме и получив их запас как минимум на месяц, мы втроем покинули госпиталь.