Гремучая смесь с колокольчиком - Татьяна Луганцева

Слово взяла Алевтина Игоревна:

– Я как профессор психиатрии хочу вам сказать, что есть такое заболевание мозга, при котором страшные, неприятные моменты в жизни просто выпадают из памяти больного. Мозг блокирует их. Вот и вы, Сергей Семенович, не впускаете в свою жизнь то, что вам не нравится. Ваш мозг полностью заблокировал эту страшную информацию о том, что сделали с вашей девушкой, – пояснила она.

– Слабак! Какой же я слабак, – чуть не заплакал Сергей Семенович.

– Вы не поняли! Вы тут ни при чем! Это особенность работы вашего мозга! Это своего рода болезнь, – ответила Алевтина Игоревна.

– Хорошая болезнь. Помню только хорошее, а если с вами, с моими дорогими и любимыми людьми, что-то случается и вы просите и ждете от меня помощи, я ничего не помню! – всплеснул руками Сергей Семенович. – Удобная позиция! – сокрушался он, несколько юродствуя.

– Алевтина Игоревна права, – сказала Таисия. – Ты говорил, что после смерти Лизы попал в больницу и тоже ничего не помнил.

– Тогда я очень надеюсь, что я пошел к обидчику Лизы, разорвал его на куски, а потом зажарил и съел! И теперь этого не помню! – сказал Сергей Семенович.

– Ну, это вряд ли, – ответила Алевтина Игоревна. – Люди, подверженные такому заболеванию, совсем не агрессивны, они блокируют воспоминания и уходят в себя, словно в раковину.

– Несчастный трус! – продолжал ругать себя реставратор. – Почему Лиза осталась со мной, почему не напомнила, что с ней сделали?

– Наверное, потому, что она любила тебя, – ответила Таисия. – Такого, каким ты был.

– Поэтому я и не замечал ее беременности, – понял Сергей Семенович. – Потому что это относилось к эпизоду, который я вычеркнул из памяти.

– Скорее всего, – согласилась Тая. – Ох, надо поговорить с Аглаей, – добавила она.

– Я поговорю, теперь обязательно поговорю, – сокрушенно качая головой, сказал Сергей Семенович.

– Спасибо вам, Алевтина Игоревна, вы нам очень помогли, – поблагодарил гипнолога Алексей, когда они ушли из больницы.

– Всегда готова помочь, – вздохнула та. – Я все переживаю по тому случаю на кладбище, что не смогла помочь. У меня крайне редки такие осечки. Фактически, и не было никогда.

– Вы не расстраивайтесь, зато сейчас вы нас здорово выручили, – ответил Алексей.

– Надеюсь, что помогла, – вздохнула Алевтина Игоревна.

– Мы подбросим вас до дома, – предложил Алексей.

После того как они отвезли Алевтину Игоревну, Алексей и Таисия поехали в галерею, чтобы поговорить с Аглаей, да и Алексею нужно было работать.

– Леша, я так испугалась, что ты мог оказаться моим братом, – покосилась на него Таисия.

– Не поверишь, но я тоже. Я совсем оказался не готов к такому повороту событий. Просто шок. Хотя как подумаю – мало того, что родился в морге, так меня еще и зачали при изнасиловании… Везет так везет, – грустно усмехнулся Алексей.

– Зато у тебя была самая лучшая мама на свете. Она была ангелом, так все говорят, кто ее знал. Будем надеяться, что ее энергетика пересилит энергетику отца-мерзавца, – сказала Таисия.

– Я тоже надеюсь, – кивнул Алексей, – по крайней мере, я в себе никаких патологических наклонностей не замечал.

– Ты мне будешь дорог любой, – проникновенно сказала Таисия.

Алексей промолчал.

Таисия решила поговорить с Аглаей с глазу на глаз, как женщина с женщиной. Она решила, что так будет лучше. Тая признается Аглае, что знает, кто ее биологические родители, обязательно скажет, что не держит на них зла, спросит, как Аглае вообще пришла мысль ухаживать за соперницей и что ей известно о Лизе.

Тая направилась прямиком в кабинет Аглаи, по дороге встретив уборщицу Катю.

– Госпожа Береговая весь день не выходит, – пожаловалась ей Катя.

С нехорошими предчувствиями Тая подошла к двери и громко постучала, затем еще и еще. Тишина.

– Аглая, откройте! Это я – Таисия! Нам надо поговорить! Открывайте дверь! Я все равно не уйду!

Но никакой реакции не последовало.

– Аглая, я выломаю дверь! – привела Таисия последний аргумент, но и он не сработал.

Тогда она в панике побежала в мастерскую, где сейчас работал Алексей. Тот, выслушав путанный рассказ Таисии, прихватил с собой кое-какой инструмент и кинулся к кабинету Аглаи Алексеевны.

С замком он возился долго – явно был не специалистом в этой области, наконец дверь была открыта, и они с Таей ворвались внутрь. В самом кабинете Аглаи не было.

– Мне страшно, – вдруг остановилась Тая.

– Стой здесь, я посмотрю, – сказал Алексей и направился в санузел, примыкающий к кабинету.

Вышел он оттуда достаточно быстро.

– Тебе туда ходить не следует, вызывай «скорую», полицию, а я позвоню Борису.

– Что там? – прошептала Тая.

– Она повесилась. Ничем уже не помочь, – ответил Алексей, весьма расстроенный.

Казалось, что Борис Владимирович знал всех оперов в Москве и Московской области. И в любой команде чувствовал себя как рыба в воде. Вот и сейчас он уже успел переговорить со всеми, с кем надо, и теперь сидел напротив Алексея и Таи.

– Ну, дела, – почесал майор затылок. – Здесь, по ходу, самоубийство чистой воды. Нет ни одной улики, указывающей на то, что ей помогли это сделать. И записка предсмертная: «Простите, люди. Прости, боже». Странная записка. Обычно люди объясняют, почему они не хотят жить. Ну да ладно! Последним, с кем она говорила по телефону…

– Был я, – прервал его вошедший в комнату Илюшин с большой одышкой.

– Отец? Кто тебя выпустил из больницы? – спросила Тая.

– Никто. Я сам ушел. Как я мог там оставаться, раз Аглая такое сделала с собой?

– Плохо, что придется допрашивать не совсем здорового человека, но поговорить нам с вами надо. Вы – последний человек, с которым Аглая говорила по телефону. Что вы ей сказали? – спросил Борис Владимирович.

– Так это я во всем виноват? – схватился за голову Сергей Семенович.

– Вас никто ни в чем не обвиняет! Вы просто скажите, о чем вы говорили? В каком она была состоянии? – спросил майор.

– Я рассказал ей, что теперь Тая знает, что она ее биологическая мать. Аглая спросила, как Тая на это отреагировала? Я ответил, что нормально, вполне адекватно. Все взрослые люди. Еще я спросил у нее, почему она не сказала мне, что Лиза была беременна? Она запнулась, но потом ответила, что не хотела, чтобы мне стало еще больней, что она не знала, что ребенок выжил, думала, что погиб вместе с матерью. Не знаю, правду сказала или нет. Потом Аглая запаниковала, сказала, что ей некогда, что надо с кем-то переговорить, ну и все. А потом уже мне позвонили и сказали, что Аглая повесилась… Ну, я бегом сюда. Я не могу сказать, что Аглая была спокойной, но ничего такого не было, чтобы заподозрить, что она может сотворить с собой такой ужас. Если бы я только мог представить такое! Зачем она? Так вот…