Приключения Гекльберри Финна - Марк Твен

Прошло два или три дня и две или три ночи; можно, пожалуй,сказать, что они проплыли, – так спокойно, гладко и приятно они шли. Вот как мыпроводили время. Река здесь была необъятной ширины, такая громадина – местамишириной мили в полторы. Мы плыли по ночам, а днем отдыхали и прятались. Бывало,как только ночь подходит к концу, мы останавливаемся и привязываем плот – почтивсегда там, где нет течения, под отмелью, потом нарежем ивовых и тополевыхветок и спрячем плот под ними. После того закинем удочки и лезем в реку, чтобыосвежиться немножко, а потом сядем на песчаное дно, где вода по колено, исмотрим, как светает. Нигде ни звука, полная тишина, весь мир точно уснул,редко-редко заквакает где-нибудь лягушка. Первое, что видишь, если смотретьвдаль над рекой, – это темная полоса: лес на другой стороне реки, а большесначала ничего не разберешь; потом светлеет край неба, а там светлая полоскарасплывается все шире и шире, и река, если смотреть вдаль, уже не черная, асерая; видишь, как далеко-далеко плывут по ней небольшие черные пятна – этошаланды и всякие другие суда, и длинные черные полосы – это плоты; иногда слышитсяскрип весел в уключинах или неясный говор, – когда так тихо, звук доноситсяиздалека; мало-помалу становится видна и рябь на воде, и по этой ряби узнаешь,что тут быстрое течение разбивается о корягу, оттого в этом месте и рябит;потом видишь, как клубится туман над водой, краснеет небо на востоке, краснеетрека, и можно уже разглядеть далеко-далеко, на том берегу, бревенчатый домик наопушке леса, – должно быть, сторожка при лесном складе, а сколочен домиккое-как, щели такие, что кошка пролезет; потом поднимается мягкий ветерок ивеет тебе в лицо прохладой и свежестью и запахом леса и цветов, а иногда икое-чем похуже, потому что на берегу валяется дохлая рыба и от нее здоровонесет тухлятиной; а вот и светлый день, и все вокруг словно смеется на солнце;и певчие птицы заливаются вовсю!

Теперь уже легкий дымок от костра совсем незаметен, и мыснимаем с удочки рыбу и готовим себе горячий завтрак. А после того отдыхаем илюбуемся на речной простор; отдыхаем, отдыхаем, а там, глядишь, и заснем.Проснемся после и смотрим – что же нас разбудило? И иной раз видишь –поднимается против течения и пыхтит пароход, далеко у противоположного берега –только и можно разобрать, кормовое у него колени или боковое; и после тогоцелый час ничего не слышно и не видно: настоящая водная пустыня. Потом видишь,как далеко – видно по реке тянется плот и какой-нибудь разиня колет на плотудрова, – они всегда норовят колоть дрова на плоту, – видишь, как сверкаетопускающийся топор, но ничего не слышишь; видишь, как опять поднимается топор,и только когда он занесен над головой, слышится: «Трах!» – так много временинужно, чтобы звук долетел по воде. Вот так мы и проводили день, валяясь натравке и прислушиваясь к тишине. Один раз был густой туман, и на плоту илодках, проходивших мимо, колотили в сковороды, чтобы пароход не наскочил наних. Одна шаланда, а может, и плот, проплыла так близко, что мы слышали говор,смех и брань, – хорошо слышали, а видеть не видели, так что мороз по кожепродирал: похоже было, будто это духи разговаривают. Джим так и решил, что этодухи, а я с ним не согласился:

– Ну нет, духи так не станут говорить: «Черт бы побрал этотпроклятый туман! « Мы отчаливали, как только стемнеет; выведем плот на серединуреки, бросим весла, он и плывет по течению, как ему вздумается. Потом закуримтрубки, спустим ноги в воду и разговариваем обо всем на свете. Мы все времяходили голышом, и днем и ночью, если нас не допекали москиты; в новой одежде,которую подарили мне родные Бака, я чувствовал себя как-то неловко, оттого чтоона была очень хорошая, да я и вообще не охотник наряжаться.

Случалось, что на всей реке долго-долго не было никого,кроме нас. Вдали, у того берега, виднелись отмели и островки, да кое-гдемелькнет иной раз огонек – свеча в окне какой-нибудь хибарки, а иной раз и наводе увидишь искорку-другую – на плоту или на шаланде, или услышишь, как тампоют или играют на скрипке. Хорошо нам жилось на плоту! Бывало, все небо надголовой усеяно звездами, и мы лежим на спине, глядим на них и спорим: что они –сотворены или сами собой народились? Джим думал, что сотворены; а я – что саминародились: уж очень много понадобилось бы времени, чтобы наделать столькозвезд. Джим сказал, может, их луна мечет, как лягушка икру; что ж, это былопохоже на правду, я и спорить с ним не стал; я видал, сколько у лягушки бываетикры, так что, разумеется, это вещь возможная. Мы следили и за падучимизвездами, как они чертят небо и летят вниз. Джим думал, что это те звезды,которые испортились и выкинуты из гнезда.

Один или два раза в ночь мы видели, как мимо в темнотепроходил пароход, время от времени рассыпая из трубы тучи искр; они дождемпадали в реку, и это было очень красиво; потом пароход скрывался за поворотом,огни мигали еще раз и гасли, шум замирал, и на реке опять становилось тихо;потом до вас докатывались и волны – долго спустя после того, как пройдетпароход, – и покачивали плот, а потом бог знает сколько времени ничего не былослышно, кроме кваканья лягушек.

После полуночи жители в домах на берегу укладывались спать,и часа на два или на три становилось совсем темно – в окнах домишек ни огонька.Эти огоньки служили нам вместо часов: как покажется первый огонек, значит, утроблизко, и мы начинаем искать место, где бы спрятаться и привязать плот.

Как-то утром, перед зарей, я нашел пустой челнок, перебралсячерез перекат на берег – он был от острова всего в двухстах ярдах – и поднялсявверх по речке среди кипарисового леса на милю или около того – посмотреть, ненаберу ли я там ягод. Как раз в том месте, где через речку шел коровий брод,смотрю – по тропке к броду бегут опрометью какие-то двое мужчин. Я так и думал,что мне крышка; бывало, если за кемнибудь гонятся, мне всегда кажется, что этоили за мной, или за Джимом. Я хотел было удрать от них поскорей, да они со мнойпоравнялись, окликнули меня и стали просить, чтобы я их спас, – говорят, ониничего такого не делали, потому за ними и годятся с собаками. Они собрались ужепрыгнуть ко мне в челнок, только я им сказал:

– Погодите, не прыгайте. Я еще не слышу ни лошадей, нисобак; у вас есть время пробраться сквозь кусты и пройти немножко дальше вверхпо речке, – вот тогда лезьте в воду и ступайте вброд ко мне, это собьет собаксо следа.

Они так и сделали; и как только они влезли ко мне в челнок,я сейчас же пустился обратно к нашему островку, а минут через пять или десятьмы услышали издали крики и собачий лай. Мы слышали, как погоня прискакала кречке, но не видели ее: верховые, должно быть, потоптались на берегу, поискали,а потом стало плохо слышно – мы отъезжали все дальше и дальше; а когда лес осталсяпозади и мы выбрались на большую реку, все было уже тихо; тогда мы подгребли костровку, спрятались в тополевых зарослях, и опасность миновала.