Мальчик, который видел демонов - Кэролин Джесс-Кук

Я оглядела это произведение искусства, обратила внимание на бессистемное расположение нарциссов в компосте, хотя плотность стеблей и яркость цветков свидетельствовали о том, что за цветами тщательно ухаживали. Хороший признак. Заметила я и слово «надежда», которое она написала на ободе унитаза.

– Что ж, вы выразили этим важную мысль. – Я подмигнула Алексу. – Даже находясь в канаве, можно стать чем-то прекрасным.

Синди радостно вскрикнула:

– Видишь, Алекс? Я же говорила тебе, что она умная. Нарциссы символизируют надежду. Я подумала, что посадить их в унитаз будет поэтично. Их вырвали, а мне не хотелось, чтобы такую красоту отправили на помойку.

На лице Алекса отражалось отвращение.

– Но это же унитаз, мама. Это противно.

Когда мы направились к зданию психиатрического отделения, Синди обняла Алекса за плечи и наклонилась к его голове, а он обнимал ее за талию обеими руками. Оба шагали все медленнее, и в какой-то момент, чтобы не врезаться в них, мне пришлось притворяться, будто достаю из туфли попавший туда камешек.

Когда мы подходили к боковому входу, я поняла, что сейчас хлынет дождь. Темно-серое небо вдруг надвинулось, поднявшийся ветер разом вырвал маленькие белые цветочки, которые я собрала в траве, из моей руки, будто кто-то ударил по ней. Я уже собралась крикнуть Алексу и Синди, что пора идти в здание, когда случилось нечто странное. Я обнаружила, что их нет, как нет и входа в здание психиатрического отделения, и деревьев, и теплиц, и высокой травы, по которой я шла. Несколько секунд я тупо стояла в темном вакууме, перебирая логичные причины. Туман? Помутнение сознания?

В тот момент, когда я повернулась, чтобы отыскать Алекса и Синди, передо мной полыхнула вспышка белого света, такая яркая, что я отпрянула, ослепнув на несколько секунд. Когда зрение вернулось ко мне, туман рассеялся. Алекс и Синди шли впереди, направляясь к двери. Облака посветлели и поднялись выше, я стояла на зеленой лужайке, деревья замерли на прежних местах. Произошедшее потрясло меня, я не могла объяснить, как такое могло произойти. Спросила Алекса и Синди, не видели ли они вспышку белого света, но они лишь недоуменно пожала плечами. По пути в Макнайс-Хаус я не находила себе места, была как на иголках.

Я отменила встречу с Гарольдом, Урсулой и Майклом, поехала домой и проспала девять часов. Моя голова, решила я, взбунтовалась из-за слишком редких встреч с подушкой.

Дорогой дневник!

Сандвич заходит в бар и говорит: «Пинту «Гиннесса», пожалуйста». Бармен отвечает: «Извините, у нас еду не обслуживают»[18].

* * *

Я должен писать действительно быстро, потому что сегодня генеральная репетиция «Гамлета» и Джо-Джо устроит разгон тем, кто опоздает. В последнее время случилось хорошее и плохое. Хорошее оказалось настолько хорошим, что я не уверен, следует ли называть плохое плохим, потому что теперь это неважно. Первое крутое событие произошло, когда пришла Аня и сообщила, что я могу повидаться с мамой. Я думал, что пройдет какое-то время, прежде чем я смогу увидеть ее, потому что, по словам тети Бев, она приходила в себя и набиралась сил. Но, увидев маму, я не поверил своим глазам: настолько лучше она выглядела. Вымытые блестящие и мягкие волосы уже не напоминали макароны, пролежавшие неделю в холодильнике. Щеки порозовели, под глазами исчезли черные круги, а длинные рукава белой футболки скрывали почти все шрамы на ее руках. Разумеется, я почувствовал себя счастливым.

– Алекс! – воскликнула мама, когда я вошел, и ее голос звучал естественно. Она обняла меня так крепко, что я закашлялся. – Как ты поживаешь?

Но прежде чем я успел ответить, что тетя Бев выкинула весь лук, и у меня скоро генеральная репетиция, и как мне хочется, чтобы она пришла на премьеру, мама добавила:

– Знаешь, что странно? Этой ночью мне приснилась бабушка, она велела крепко тебя обнять при нашей встрече.

– Она сказала, что ты должна сломать мне ребра? – улыбнулся я, потирая бока после ее медвежьего объятия, и она рассмеялась.

Аня сказала, что подождет за дверью, и мама кивнула. Когда Аня ушла, она спросила, задавала ли та вопросы, которые меня тревожили. Я подумал о Руэне, но не хотел говорить ничего такого, что могло ее расстроить.

– Аня задавала вопросы, которые тебя тревожили? – поинтересовался я.

– Нет, но мой доктор продолжает расспрашивать меня о моем детстве. Она хочет знать как можно больше о моей любимой кукле. – Мама цокнула языком, а потом начала говорить так, будто имитировала чей-то голос: – Почему ты называла ее уродиной? Почему одевала в черное? Зачем клала лицом вниз, когда заходил твой приемный отец?

– Почему ты клала ее лицом вниз, когда заходил твой приемный отец?

Она как-то странно посмотрела на меня.

– Извини, Алекс. Не следовало мне распускать язык. Иногда я забываю, что ты еще не взрослый? Как ты?

Я пожал плечами.

– Когда ты вернешься домой?

Мама прикусила губу и провела пальцами по волосам. Они начали чернеть у корней, и я уже собрался сказать, что после ее возвращения домой помогу ей развести тот небесно-синий порошок, который окрашивает корни волос желтым, но тут она ответила:

– Я пока не знаю.

– Вуф скучает по тебе.

– Правда?

Я кивнул. Мама наклонилась вперед, пристально посмотрела на меня и коснулась моего лица, словно нашла на нем черное пятно или нечто подобное.

– Ты никогда… не причинял себе вреда, правда, сынок?

Я почувствовал, как наливаются жаром щеки.

– Почему ты спрашиваешь?

– Я просто подумала, а вдруг то, что я… но ты не такой, как я, правда? Ты Александр Великий.

В голове у меня словно вспыхнуло: кто-то другой произнес слова «Александр Великий» и я видел нашу гостиную с высоты. Вспомнил, как отец крикнул: «Александр Великий!» Я сидел у него на плечах, а он то сгибал, то распрямлял колени, имитирую верховую езду. Но воспоминание исчезло.

Мама начала еще что-то говорить, но медсестра громко постучала в дверь и вошла в палату.

– Извините, что помешала, – судя по ее виду, никакой вины она за собой не чувствовала, – но Труди считает, что тебе нужна прогулка, Синди. Может, ты отведешь Алекса к теплице и покажешь ему, какой ты садовод?

Мама кивнула.

– Хорошо, конечно. Пошли, Алекс, я покажу тебе, что можно сделать с унитазом.

После этого я не видел Руэна целый день. Я помнил его слова, что Аня должна прийти к вечеру и сообщить, что мы переезжаем в другой дом, но она не пришла, и я подумал: «При нашей следующей встрече я заявлю ему, что не желаю больше дружить с ним». Но Руэн не появился, и меня это вполне устраивало. Когда вечером я вернулся домой, Вуф облизал мне лицо и визжал от радости, словно действительно по мне соскучился, а ночью спал в моей кровати.