Фабрика отклонений - Алексей Макеев

Он правильно все рассчитал, знал, к кому идет. Реакция оказалась именно такой, на какую Гуров и рассчитывал.

Ревякин посмотрел на первую фотографию и тут же побледнел. Лев Иванович следил за ним.

«Не устаю удивляться, как люди могут так быстро менять цвет лица, – подумал он. – Даже не верится. Только что он был вполне себе розовым и тут же на глазах сменился на пепельно-серый. Хотя у хамелеонов все это происходит куда более красочно, но эффекта такого нет. Наверное, потому, что хамелеон – животное, а передо мной, увы, человек. Он побледнел просто от страха. Вот и хорошо. Покладистее будет, больше наговорит. А в этом деле сей господин не замешан, это и так видно. Невооруженным глазом».

– Что это? – хрипло спросил Ревякин, мельком взглянув на другие фотографии, где было запечатлено обезглавленное тело в иных ракурсах.

– Это труп, – пояснил Гуров. – Я вам просто демонстрирую, чем мы заняты в данный момент.

– Но почему ко мне? Это же уголовщина какая-то!

– Глухой вы, что ли? – с тяжелым вздохом сказал Гуров. – Я вам битый час толкую, что работаю в Главном управлении уголовного розыска страны. Естественно, это махровая уголовщина, а не мелкая афера в области подделки лотерейных билетов. Закончили охать и ахать? Поехали! Пора отвечать на вопросы. Так, с какой фирмы мы начнем?.. – Гуров добился своего, основательно подавил психику Ревякина и теперь намеревался задавать ему вопросы.

Начать нужно было именно с «МедЛайна», пока Ревякин тепленький, еще не рыпается. Потом надо будет успеть задать ему несколько вопросов по другим фирмам, чтобы он не догадался, какая именно контора интересует Гурова.

Очень хорошо, что информация об исчезновении и смерти Россихина еще не распространилась в среде предпринимателей. Этот вот господин явно ничего пока не знает. Он просто напуган фотографиями.

Ничего, потерпи, миленький. Это будет твой личный вклад в раскрытие преступления, если ты не виновен и не талантливый артист.

Гуров раскрыл записную книжку, повел пальцем по листку и заявил:

– Так, давайте поговорим о фирме «МедЛайн». Кто там директор, чем занимается компания?

Ревякин нахмурился, стал жевать губами, но все же отвечал на вопросы. Гуров правильно оценил этого человека и его реакцию. Да, «МедЛайн» занималась тем же, чем и «Парацельс», – поставками оборудования, приборов и инструмента в учреждения медицинского характера. Это специализированная мебель, расходные материалы и даже оборудование для операционных.

Россихин – дилетант, не имеющий соответствующего образования. Он взялся за медицинскую тему лишь потому, что эта ниша была еще не заполнена. Вот Ревякин – медик, хирург! Он даже после интернатуры три года проработал по специальности.

Гуров сделал себе пометку в памяти. Хирург, неприязнь к Россихину. А не ошибся ли сыщик, показав фотографии Ревякину? А если он хороший актер? Вдруг по его заказу и был убит Россихин? Нет, это невероятно. Убивал не киллер. Кстати, а сам Ревякин смог бы все это проделать? Держится хорошо, но отрицать такую возможность сразу нельзя.

Конечно, Ревякин заявил, что он не берется судить о том, как Россихин ведет свой бизнес. Пересекались, да, причем неоднократно, но никаких отношений между ними нет.

Важно, что Ревякин сказал «нет», а не «не было». Очень часто в разговоре убийцы срываются и вот так ошибаются. Но он ни словом не упомянул о конфликте, о том, как Россихин его подставил на торгах. Объемов сделок Россихина Ревякин не знает. Ничего о том, кто как к Россихину относится.

«Кажется, ему неприятно говорить об этом человеке, – подумал Гуров. – Ладно, сейчас перейдем к другим фирмам, и сразу станет ясно. То ли ему лично Россихин не симпатичен, то ли вообще эта тема разговора поперек горла».

Гуров перешел к другим фирмам. Теперь он задавал более откровенные вопросы.

Однажды Ревякин вдруг нахмурился и поинтересовался, а не директора ли той фирмы, о которой они говорили в тот момент, убили? Гурову пришлось отвечать на это отрицательно и ссылаться на Интернет, где второй день раскручивался скандал вокруг этой фирмы. Правда, связан он был с коррупцией.

Второй важный вопрос, который Гуров попытался выяснить, состоял в том, где в ночь гибели Литвиненко, а потом и Россихина находился сам Ревякин. Про последнее убийство сыщику удалось спросить вполне удачно, не раскрывая смысла своего интереса.

Полковник знал, что как раз тогда в модном ночном клубе была любопытная программа с приездом известной молодежной группы. Он спросил Ревякина, был ли тот в ту ночь в клубе. Генеральный директор ответил, что не поехал, хотя его и уговаривали. Оказывается, они с женой ездили в Питер на юбилей общего знакомого.

Гуров мысленно отметил себе в плане необходимость проверить достоверность этого факта, а заодно и алиби по первому убийству. Ревякин-то хирург! Он по схеме самого полковника вполне вписывался в ряд возможных преступников.

Гуров перебрал пять фирм и завершил беседу. Он вовремя понял, что Ревякин скоро перестанет отвечать. Бизнесмена заметно тяготила эта тема.

Полковник попросил оставить в тайне цель их визита и тему разговора. Потом Гуров с Кулаковым откланялись и вышли из офиса. Прощались с генеральным директором они торопливо, делая вид, что их поджимает время. Льву Ивановичу почему-то очень не хотелось пожимать Ревякину руку.

– Каково твое мнение, Сергей? – спросил сыщик.

– Конечно же, он не убивал, – сразу ответил оперативник. – Я имею в виду, лично. По всем его реакциям так выходит. Но я согласен с вами в том, что убийца – не наемный киллер. Значит, Ревякин, скорее всего, отношения к смерти Россихина не имеет.

– Хорошее это словосочетание – «скорее всего», – сказал Гуров. – Вроде бы ты и уверен в чем-то, но в то же время оставляешь за собой право на ошибку. Не обязательное какое-то словосочетание, хитрое и не серьезное.

– Извините. – Кулаков насупился.

– Нет, Сережа. Это я не тебя журю, а русский язык. Сложный он у нас, много там всяких оборотов. Это же в тебе привычка говорит, как и в каждом из нас. Вот и получается, что родной язык заставляет нас осторожничать, отучает конкретно говорить «да» или «нет». Давай-ка, по крайней мере, между собой будем называть все своими именами.

– Ревякина придется оставить в списке подозреваемых, – ответил Кулаков. – Сразу в двух графах: «заказчик» и «исполнитель». Пока не получим данных, опровергающих эти выводы.

– Молодец. Теперь ты излагаешь и мыслишь правильно. Надо самому себе говорить правду, тогда научишься и людям не врать тоже. Я вот лет сорок тренируюсь. Знаешь, кое-чего достиг.

Кулаков посмотрел на Льва Ивановича и улыбнулся. Странный был этот полковник Гуров. Его образ никак не укладывался в голове молодого офицера. Иногда замкнется, зубы разжать лишний раз не хочет, а потом шутит, иронизирует.

Вообще-то, если приглядеться, то ясно, что недовольство у Гурова вызывают вещи вполне объяснимые: чужое разгильдяйство, чей-то непрофессионализм или сложная задача, нечто непонятое в расследовании. А как только дело сдвинется с места, он становится довольным, гордится собой, даже не скрываясь. Да на похвалы не скуп – сразу говорит, если человек заслужил.