Нож в сердце рейха - Виктор Федорович Карпенко

изменило планы. Направление удара – Воронежский фронт. Цель – отбросить армии и дивизии за Северский Донец, захватить Харьков и Белгород и ликвидировать Курский выступ. Вся аналитика и копии документов со мной…

– Ты не осторожен! Документы с собой! Это очень опасно… Даже вести такие разговоры в кафе – смерти подобно!

– Не волнуйся, здесь столики не прослушиваются, – успокоил Артур. – Как ты поступишь?

– Документы сегодня же уйдут по цепочке. Отправляем в первый раз, поэтому, сколько это займет времени, не знаю. А шифрограмма уйдет завтра.

– В радиограмме укажи, что удар в начале марта будет нанесен в районе Люботина. Это начало операции, «пробный камень», как на совещании в управлении выразился адмирал Канарис. Так что времени остается не более десяти дней!

– Я все понимаю… и завтра же Москва об этом будет знать, – заверил Олег.

Но наступление на Харьковском направлении началось раньше, что толкнуло Артура на внеочередную встречу. Прогуливаясь по набережной, он с дрожью в голосе спросил:

– Олег, неужто мне не верят? Я сообщил, где будет нанесен главный удар…

– Ты не сомневайся, нам верят. Но войска, выйдя на реку Ловать, не смогли вовремя переправиться из-за оттепели и раннего половодья. А судя по переданным тобой документам, удар моторизированных частей был мощным.

– Сегодня 16 марта. Танковые и моторизированные корпуса нанесут удар в районе Краматорска, не удержат там, падет Харьков! Передай немедленно, если есть такая возможность!

– Артур, конечно же, передам. Успокойся. И, пожалуйста, не нервничай. Ты же здравомыслящий человек и должен понимать, что в Германии работает не одна наша группа. Я думаю, что командование уже знает о планах и действиях противника на юго-западном направлении. Видимо, что-то там не сложилось… Москва благодарит тебя за информацию и просит переориентировать усилия на перспективу, потому что, за исключением юго-западного направления, на остальных фронтах затишье, а это тревожит. Надо узнать, что и где готовится на весну-лето 1943 года.

– А как же Харьков?

– Харьков уже захватили, я это узнал из радио. Геббельс слюной исходит от радости…

– Значит, все мои усилия по сбору документов напрасны?

– Конечно же, нет. В Москву стекается информация отовсюду: из Германии, из оккупированных стран, различных территорий, от разведчиков фронтовых, дивизионных, полковых… И когда ты указываешь номера частей, откуда они перемещаются, то Генштаб делает выводы относительно расстановки сил… Так что нет ничего напрасного! Опять же, анализируя переданные тобой документы, я думаю, что основные события развернутся на Курском направлении, именно на том, анализ которого ваш отдел ведет.

– Из чего вытекает такая уверенность?

– Резервы брошены туда… А на большее у вермахта нет сил. Больше сотни дивизий перемолочено под Сталинградом, при деблокаде Ленинграда, в Крыму…

– Я смотрю, ты становишься аналитиком, – улыбнулся Артур.

– А что, возьми меня в свой отдел, – пошутил Олег.

– С удовольствием, но ты проверки не пройдешь. Это не полувоенная организация, в которой ты сейчас служишь… Да, вот еще что, мой дядюшка со своей баронессой, как запахло жареным, намерились тихонько покинуть Германию. Как-то он говорил, что у него есть возможность выехать в Швейцарию, но он хочет подальше из Европы… Твой Карл Фишман не сможет организовать ему выезд в Лиссабон?

– Я переговорю, – пообещал Олег.

Через час Олег уже был в конторе «Фишман и К°». Его провели вначале к управляющему, а тот уже препроводил к хозяину. Федор сидел за большим столом, заваленным бумагами. Оторвавшись от очередного документа, обратил взгляд на вошедших.

– К вам, просил проводить…

– Спасибо, Юрген. Оставьте нас…

И после того, как управляющий вышел, с тревогой спросил:

– Что-то случилось?

– Нет, господин буржуй-эксплуататор… – улыбнулся Олег. – Есть срочное сообщение. Зашифруешь и по каналу передашь. И еще одно, не срочное дело, но желательно им заняться. Человек, который меня устроил в Берлине, хочет покинуть Германию. Ты не мог бы ему и его жене организовать выезд в Лиссабон? Замечу, он барон и не бедный человек.

– Ничего невозможного нет, – с важным видом изрек Федор, что не укрылось от внимания Олега.

– Да ты и вправду капиталистом заделался… Как в свою Дуплинку возвращаться-то будешь? Охотник… Не захочешь, поди, шкурками больше промышлять?

– Да ладно тебе, это я так… туману нагоняю. Слушай, если твой знакомый богатый человек, не мог бы он на счет в банке, через который мы ведем дела, положить солидную сумму денег? Во-первых, он поехал бы Португалию как соуправитель фирмы «Фишман и К°», во‐вторых, всю эту сумму ему вернут в Лиссабоне… На что-то ему надо будет жить за пределами Германии…

– Удивляюсь, глядя на тебя… – покачал головой Олег. – Ты становишься таким деловым, что оторопь берет! Ты, Федор, только не забывай, для чего ты здесь!

– Не забуду, – буркнул Федор. – Если что-то срочное, то действуй через библиотекаря. Вот монетка, – передал Федор доллар, позаимствованный у Кристины, – покажи ему, и он все сделает. А я на несколько дней уезжаю в Гамбург. Надо познакомиться с филиалом и разобраться с порядком фрахтовки кораблей. Мы ведь не только привозим медь и пробку, но и вывозим украинскую пшеницу, электрогенераторы… а вино, что скупает в Португалии дядюшка Артур, меняем на компрессоры, которые так необходимы на рудниках.

– Ладно, не буду тебе мешать. А я как переговорю с бароном, сообщу тебе…

Через несколько дней при встрече Олег передал, что барон фон Зальц готов вложить в компанию денег, причем когда назвал сумму, у Федора чуть глаза на лоб не вылезли. Мало того, он может ежемесячно пополнять эту сумму с доходов от поместья. Деньги готов вложить хоть завтра, а вот выезжать в Португалию пока не торопится. Как выразился Олег, «до худших времен». Барон и баронесса приглашают Карла Фишмана на дружеский ужин в субботу в 19:00. Через посыльного Федор поблагодарил за приглашение и заверил, что на ужине будет со своей сестрой.

На субботний дружеский ужин напросилась и Кристина. Мотивировка убийственная: сижу весь день дома, нигде не бываю и так далее. Федор согласился. И когда готовая к выезду Кристина предстала перед ним, он замер, обалдело вытаращив