Мама для наследника - Юлия Журавлева

Увидев свет в конце подъема, я, как лошадь, почуявшая воду, преодолела последние ступени и буквально ввалилась в комнату. Поставив корзинку на пол, тяжело дыша, опустилась рядом. Нет, с этим определенно надо что-то делать. Нормально отдохнуть мне не дал расплакавшийся Вовка — мокрые пеленки наш бич. Я вздохнула — сила, неприменимая в быту, начинала казаться абсолютно лишней. Перевелись бы все чародеи, глядишь, и наука потихоньку пошла. А там и до изобретения одноразовых подгузников недалеко. Тысячелетия эдак полтора.

Стратегический запас для пеленания у меня всегда с собой, и, поменяв сыну пеленки, я принялась осматривать комнату. Она оказалась вполне пригодна для жизни: кровать с матрасом, прикроватная тумба у одной стены; большой платяной шкаф, стол и стеллаж со всяким разным — у противоположной.

Я подошла к стеллажу. Там стояли книги, но такие ветхие и потрепанные, что страшно брать в руки. Какие-то банки-склянки, камни, ракушки, даже сборы трав в мешочке и аккуратно лежащие засушенные листики-цветочки. Ничего полезного. На столе обнаружился небольшой запас бумаги и карандаши, а вот это пригодится. Я аккуратно свернула трубочкой листы, положила в них все найденные карандаши и засунула сбоку в корзинку, прикрыв пеленками. Настала очередь платяного шкафа.

В нем висела одежда, на вид исключительно мужская. Внимательно все осмотрела, но никаких тайников не нашла. Впрочем, великим сыщиком я не была, так что тешить себя надеждой, что найду двойные стены или послание в пуговице, как-то глупо. Я села на кровать, поставив корзинку на колени. Здесь пусто и достаточно чисто, кстати. В комнате постоянного жильца нет, но время от времени кто-то сюда наведывается. Пыли на столе нет, стеллажом тоже пользовались, впрочем, данный факт меня интересует мало. Надо идти в следующую башню. Честно сказать, очень хотелось отложить визит на завтра и дать отдохнуть уставшему телу.

«Месяц», — напомнила я себе. Лучше уж я завтра отдохну, посвятив день, например, кройке и шитью, если Панен не забудет про обещание. А сейчас надо вставать и идти.

Сказать оказалось легче, чем сделать, так что теперь я, сопя, спускалась по лестнице вниз, стараясь не думать, что дальше меня снова ждет подъем. Спустившись, я задумалась. Куда идти дальше? В южную башню или центральную? Центральная выше, но до нее ближе, по пути, а потом уже логично направиться в южную. Итак, центральная башня ждет!

Энтузиазм закончился на двадцатой ступеньке. Честно сказать, уже возник вопрос, а что меня туда так тянет, в эти пустые нежилые башни? Я прислонилась к стене, совсем не уверенная в своих силах. Завершить восхождение казалось непосильной задачей. Но я шла. Медленно, не торопясь, ступенька за ступенькой, с остановками, иначе точно завтра слягу, да и сегодня до южной башни не дойду. Так, шаг за шагом, сама не веря в это, я дошла до конца лестницы и ступила в комнату.

Отдохнуть я опустилась прямо на пол, больше здесь сидеть было негде. В отличие от северной башни, центральная представляла собой свалку ненужного хлама: сломанная мебель, какие-то тряпки, бутылки, самые разные предметы и их обломки, назначение которых я с ходу не угадывала. Место выглядело покинутым и заброшенным.

— Кхе, — послышалось покашливание откуда-то из-за сломанной мебели, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности. Мне ни на секунду нельзя терять бдительность, а тут снова отвлеклась.

И вот, наконец, ко мне вышел и другой посетитель башни. Им оказался старик, еще крепкий на вид, но убеленный сединами, с длинной белой бородой на фоне черного балахона.

— Извините, что потревожила, я уже ухожу. — Даже если среди всей этой рухляди и есть что-то полезное, при зрителях копаться в ней не стоит.

— Не торопись, ты мне не помешаешь, — неожиданно остановил меня мужчина. А голос у него достаточно молодой, глубокий, низкий. Может, не такой уж он и старик?

— Мне пора кормить ребенка, — вспомнила отличный предлог я. Никто не уличит и не оспорит.

— Мальчик пока крепко спит, у тебя еще есть время.

Я недоуменно посмотрела на собеседника. Он это с помощью чар узнал или просто предположил? У многих на старости появляется потребность в общении, но я сейчас не готова помогать. Не в той ситуации, чтобы тратить время и силы на помощь кому-либо, как бы цинично это ни звучало. Так что, решив не вступать в ненужную дискуссию, я просто развернулась и шагнула к выходу. Жаль, что такой путь проделан зря.

— И даже не узнаешь, что я хочу тебе сказать? — прозвучал за спиной насмешливый голос.

— И что же вы хотите мне сказать? — обернулась я, особо не веря ни в благие намерения, ни в пользу возможной информации.

— Ты ведь не всегда была такой, — задумчиво покачал головой мужчина, — тебе нужно научиться различать чувства, отбрасывать ненужное. Сейчас тобой движет отчаяние. Ты мечешься, как зверь в клетке, пора остановиться и осмотреться. Подумать.

— Спасибо, — с улыбкой поблагодарила за «ценный» совет, делая шаг к выходу, — именно этим и планирую сейчас заняться.

— Не за что, Даяна. Или правильнее будет Диана?

Я повернулась и внимательно посмотрела на собеседника. Его осведомленность удивляла, если, конечно, Дэйс все-таки не поделился с кем-то сведениями о подмене души.

— Откуда вам известно, кто я?

— Мне известно многое. — Старик внимательно смотрел на меня. — Я знаю, кто ты и откуда. Вот только не понимаю, кого в тебе больше и кем ты в итоге станешь. Принцессой Эйзенфота, дочерью Темнейшего из темных, или все-таки ты пришелица из другого мира, кем и будешь всегда.

Разве у меня есть выбор, кем быть? Я не выбирала ничего из случившегося со мной за последние месяцы, как лист на ветру — куда подует, туда и понесло. Да и что хорошего стать продолжением Темнейшего из богов?

— Тьма и зло не равные материи. Так же, как и свет отнюдь не всегда несет добро и благо. А выбор есть всегда, Даяна-Диана, ты же почему-то не видишь всех дорог, только один самый тернистый путь. А еще совершенно не хочешь перенимать жизненный опыт своей предшественницы, полагаясь исключительно на свои знания и навыки. Ведь у этого тела могут обнаружиться очень интересные умения и способности. А ты просто перечеркиваешь всю жизнь Даяны и ее прошлое.

— Действительно, зачем перечеркивать? Подумаешь, чокнутая дочь и жрица Темнейшего, ненавидимая всеми, убившая себя и едва не погубившая своего ребенка.

— Скажи, Диана, ты никогда не задумывалась, как родственные души могли оказаться такими разными?

— Все люди разные, разве нет?

— Если вы с принцессой были непохожими, ты не смогла бы занять ее место в этом теле. Оно бы тебя не приняло.

— Так ведь не зря же ее все ненавидели? — не согласилась я, хотя сомнение уже царапнуло меня. Что-то в словах этого странного старика определенно имелось.

— Кто — все? Презирающий представительниц прекрасного пола чародей? Или, может, метящая в жены правителя женщина?