Жасминовые сестры - Корина Боманн

— Я… я обещаю, что тебе не придется заставлять его долго ждать.

После этих слов последовала пауза. Мелани могла представить себе, что происходит сейчас у Шарлотты в голове. Но если Роберт по-прежнему будет лежать в коме, она вряд ли сможет исчезнуть в Азии на целых три недели.

— Я сделаю все, что смогу. В крайнем случае скажу, что ты заболела или что до тебя невозможно дозвониться. Это обидит его меньше, чем предложенное тобой время на размышление.

— Благодарю тебя от всего сердца!

Мелани нажала на «отбой» и посмотрела в окно. Солнце спряталось за тучей, у которой был такой вид, словно она собиралась излиться дождем. Почему жизнь поставила Мелани перед дилеммой?

Девушка поняла, что ей очень хочется поработать и она любит свою профессию, однако чувство долга по отношению к Роберту удерживает ее от этого. Странно, но ее это рассердило. Неужели это означало, что ее любовь к нему угасает?

Лишь через несколько минут Мелани заметила, что чайник уже выключился. Она еще раз вскипятила воду, а затем заварила чай.

— С тобой все в порядке? — спросила Ханна, когда Мелани вернулась в салон. — У тебя взволнованный вид.

Девушка поставила чашки с чаем на маленький стол между табуретками.

— Звонила Шарлотта.

— Ну и?.. Плохие новости?

Мелани рассказала прабабушке о телефонном разговоре. В заключение она проговорила почти со страхом:

— Мне так хочется на работу. Но не может ли это быть признаком того, что я… больше не люблю Роберта?

Ханна с недовольным видом покачала головой:

— Ты ни в коем случае не должна внушать себе такое! Любовь к человеку не зависит от того, чем еще ты желаешь заниматься. Повторяю тебе еще раз: Роберт хотел бы, чтобы ты продолжала работать! И если ты будешь меньше показываться в клинике, там в любом случае все будет идти своим чередом. Врачи там хорошие. Они каждый день стараются поскорее вернуть тебе твоего жениха. Когда Роберт придет в себя, ты будешь ему нужна, но, скорее всего, он не сразу спрыгнет с постели и станет прежним. — Ханна некоторое время шевелила пальцами, а затем снова потянулась к коричневому платью, словно оно было спасательным кругом. — Я сама уже несколько раз бывала в такой ситуации, когда мне казалось, что лучше сдаться. Но затем я вспоминала, что хочу жить.

Она многозначительно посмотрела на правнучку:

— Прошу тебя, дитя, воспринимай случившееся с Робертом как шанс набраться сил. То, что будет потом, окажется еще труднее. И хорошенько подумай о своей профессии. Если ты хочешь работать, то работай! У тебя за спиной твоя семья — ни Елена, ни Мария, ни я не допустим, чтобы твоя свекровь приковала тебя к больничной кровати.

Ханна глубоко вздохнула, словно ей вдруг стало трудно дышать. Встревоженная, Мелани вскочила на ноги:

— Все в порядке, grand-mère?

— Да, со мной все хорошо, — ответила Ханна, и ее руки стали чуть слабее сжимать подол платья. — Я просто вошла в раж от собственной речи. В моем возрасте не стоит этого делать. Ты все еще хочешь услышать историю этого платья?

— Да, конечно. Если ты все еще хочешь ее мне рассказать.

Мелани вдруг пожалела, что сообщила Ханне о предложении из агентства. Ей не хотелось, чтобы прабабушка волновалась из-за нее.

— Разумеется. И, возможно, моя история хоть немного поможет тебе принять верное решение.

Ханна сделала глоток чая, а затем закрыла глаза. Ей нужно было вернуться очень далеко назад, в свои воспоминания.

1925–1926

Нашему путешествию, казалось, не будет конца. Климат резко менялся: сначала было жарко, как в духовке, затем холодно, как на льду. Часто корабль резко подбрасывало на волнах, шторм и волны немилосердно трепали его. Груз швыряло по трюму. Каждый раз, когда что-то билось о решетку, некоторые девочки испуганно вскрикивали. Машины перегревались, пытаясь удержать заданный курс — куда бы ни вез нас корабль.

В такие минуты мне иногда хотелось, чтобы шторм унес всех нас в пучину.

Но однажды судно замедлило ход и остановилось. Его корпус дернулся, и машины замерли. Неужели снова появились пираты? Или же мы добрались до цели нашей поездки?

Над нашими головами загремели чьи-то шаги, послышались голоса, раздался грохот цепи — наверное, это опускали якорь. Что же будет дальше?

Остальные девочки так же, как и я, уже не имели сил, чтобы плакать или хоть что-то говорить. Мы, словно в летаргическом сне, сидели друг возле друга и даже не двинулись с места, когда в трюме появились мужчины.

— А вот и мы! — крикнул один из них по-французски. — Давайте, марш наверх!

Загремели ключи, а затем зарешеченная дверь открылась. Некоторые из девочек добровольно подчинились приказу, остальные остались сидеть. Я была среди тех, кто застыл на полу. Все мои мысли были о Тхань. Могла ли я хоть что-то сделать? И какова ее судьба?

— Вставай! — заорал на меня один из мужчин.

И, поскольку я не выполнила его требования, грубо дернул меня за руку. Я все еще не могла двигаться; тогда он схватил меня за волосы и резко рванул назад. Прямо перед собой я увидела его искаженное злобой лицо.

— Не валяй дурака!

От него разило алкоголем и сигарами. Меня затошнило, но в желудке у меня ничего не было, так что мне даже вырвать было нечем. Его глаза — грязно-зеленые, как вода Меконга во время муссонов, — некоторое время злобно смотрели на меня, а затем он потащил меня за собой.

Я безвольно поднималась по трапу, который уже давно опустили к нам в трюм.

Палуба была освещена так ярко, что моим глазам стало больно. Остальных девочек нигде не было.

Какой-то незнакомый едкий запах буквально разрывал мои легкие и вызвал у меня кашель. Чьи-то грубые руки схватили меня, словно я была тюком хлопка. Ночной воздух холодными зубами впился в мои руки и ноги. На мне все еще была одежда, в которой меня похитили, и никто не дал мне ни одеяла, ни пальто.

Несмотря ни на что, я попыталась оглядеться. Фонари в этом порту были не такими, как у нас, да и темнота здесь, казалось, была еще чернее. Тут совершенно не было слышно даже легкого запаха орхидей и пряностей. Зато мне показалось, что я чувствую запах грязи, из-за которой палуба под моими ногами стала скользкой.

Где я очутилась? Сколько миль было между этим холодным и темным местом и моей родиной?

По шаткому трапу меня вывели на портовую набережную. Здесь в больших, но мелких лужах отражался свет фонарей. Немного дальше стояла какая-то повозка, которую я до сих пор никогда не видела. Наверное, это был один из автомобилей, о которых рассказывал мой отчим. Я испугалась, когда поняла, какими далекими показались мне воспоминания о нем и о maman.