Жанна Д'Арк, Орлеанская Дева - Ольга Велейко

Последний сообщает о Деве несколько легендарных историй, напоминающих по стилю ехеmplа, в одной из которых рассказывается, как Жанна сумела обнаружить в войске двух женщин, несмотря на то, что на обеих были латы. Одну из них она с такой силой ударила мечом по голове, что несчастная умерла. Не ношение мужской одежды предосудительно в данном случае, а разврат, который ею покрывается [14]. Персеваль де Буленвилье, советник Карла VII, в письме герцогу миланскому Филиппу-Мария Висконти восхищался тем, как девушка носит доспехи [15]. Но самое, пожалуй, удивительное свидетельство невнимания к костюму Жанны содержит дневник секретаря парижского парламента Клемана де Фокамберга. 10 мая 1429 г. он записал достигшее Парижа известие о победе войск дофина в сражении под стенами Орлеана. Там были и такие слова: «И была в их числе некая девушка, владевшая среди них знаменем, как о том говорили». На полях он сделал рисунок, изображающий женщину в юбке, с длинными волосами, с мечом и знаменем в руках [16]. Мы предполагаем, что секретарь вряд ли впервые в тот день услышал о Жанне. Ибо тогда же, 10 мая, венецианский торговый агент Панкрацио Джустиниани писал домой своему отцу Марко из Брюгге: «За пятнадцать дней до этой новости и после продолжали говорить о множестве пророчеств, найденных (siс!) в Париже, и о многих других вещах, подтверждающих, что дела дофина в скором времени пойдут на лад» [17]. Если слухи о Деве успели: дойти из Парижа до Брюгге, то в столице о ней уже судачили вовсю, по крайней мере, в те самые пятнадцать дней, что предшествовали записи в дневнике Фокамберга. Возможно, говорили и раньше, ибо, по свидетельству руанского горожанина Жана Моро, первое известие о Деве было принесено в столицу Нормандии двумя купцами-медниками Никола Соссаром и Жаном Шандо еще в те дни, когда она пребывала в Шиноне [18]. Несмотря на то что свидетельство было сделано на процессе реабилитации, 27 лет спустя, оно может, на наш взгляд, заслуживать доверия. Первое известие о Жанне в их рассказе предшествует другому яркому событию: ее победе под Орлеаном.

Во всех этих слухах не обсуждается одеяние Жанны, словно оно недостойно внимания. Даже парижские доктора теологии, стремившиеся, по словам Морозини, добиться ее осуждения перед лицом папы, «утверждали, что она грешит против веры, потому что хочет, чтобы верили ее слову, и заявляет, что она знает то, что должно случиться» [19]. Столь важная впоследствии улика, как мужское одеяние, не принималась ими в рассмотрение. И в сочинении т. н. «парижского горожанина» (на деле бывшего университетским клириком) первое упоминание о мужском костюме Девы появляется не в рассказах о битвах под Орлеаном или о штурме Парижа, а лишь когда он повествует об отречении и гибели Жанны.

Внимание к одеянию Жанны д’Арк не было, таким образом, ни всеобщим, ни всецело неодобрительным. Модный светский мужской костюм, подчеркивающий контуры тела, действительно подвергался нападкам со стороны ряда церковных моралистов [20]. Осуждавшие «непотребный костюм» {deformes habitus) Жанны д’Арк клирики, возможно, исходили не столько из того, что он мужской, сколько из того, что он богатый [21] Изредка Жанну хвалили, как это сделал Буленвилье. В основном же к одеянию Жанны относились нейтрально.

Напротив, положительный образ женщины в мужской одежде был тогда достоянием не только агиографических произведений и хроник. М. Уорнер мимоходом упомянула о его присутствии в пьесах религиозного театра [22]. Речь идет о мираклях № 28 «Чудо Оттона, короля Испании» и № 37 «Чудо дочери короля» из «сборника Канжэ» 1405 г., носящего название «Чудеса Девы Марии в лицах» [23]. Пьесы были поставлены, по мнению Дороти Пенн и Эли Кенигсона, во второй половине XIV в. [24] Однако, судя по записи в регистре капитула собора Парижской Богоматери от 23 марта 1424 г., постановки мираклей о чудесах Богоматери продолжались даже в самые тяжелые годы Столетней войны [25].

Главный персонаж «Чуда дочери короля» — Изабель, дочь некоего короля. Спасаясь от кровосмесительного брака с отцом, на котором ради благополучия королевства настаивают его вассалы, она бежит за пределы страны в мужском костюме. После множества злоключений, из которых девушку выручают архангелы Михаил и Гавриил, являющиеся ей то в образе рыцаря, то в образе оленя, она оказывается в Константинополе. Там Изабель попадает на войну с турками, становится маршалом византийской армии и одерживает победу.

Образ облаченной в латы девушки во главе войска не противоречил духу пьесы, поставленной в благочестивых целях, возможно, при участии монахов и клириков. Изабель возносила молитвы в мужском одеянии, вероятно, подходила к таинствам, и ей это не ставилось в вину, как Жанне д’Арк [26]. Автор пьесы был, напротив, уверен в эффективности молитв Изабель, на помощь которой всегда приходил один из двух архангелов, — тех же, о которых говорила Жанна [27].

Женщины носят мужские одежды не только на страницах ехemplа или театральных подмостках. Жаклин, графиня д’Эно, воспользовалась мужской одеждой, чтобы, как рассказывает Монстреле, бежать из бургундского плена [28]. Похожий случай произошел в жизни английской визионерки Маргери Кемпе. Особое место в этом ряду занимает Жанна де Монфор, супруга герцога Бретани Иоанна, соперника Карла Блуаского. Она возглавила борьбу своей партии за герцогскую корону, после того как ее муж оказался в плену, одержала победу над французской армией под стенами Энбонна и приняла участие, по крайней мере, еще в одном сражении 15 августа 1342 г. [29] Монфоры в результате завладели Бретанью, присоединение которой к Франции было отложено на полтора столетия. Внуки славной графини де Монфор, герцог Иоанн VI и Артур де Ришмон, опальный коннетабль Карла VII, испытывали явный интерес к Орлеанской Деве [30].

Подводя итоги, мы ясно видим: мужская одежда Жанны д’Арк была фактом, заслужившим устойчивое внимание более чем ограниченного круга людей. Даже среди клириков, относившихся к ней в большинстве своем скептически, (если не враждебно) и даже в стане ее противников не все осуждали ее за выбор костюма [31].

По этой причине нам представляется, что обвинение в «ношении непотребного костюма», растиражированное в письмах Бедфорда от 8 и 28 июня, доселе едва упомянутое в тексте отречения Жанны 24 мая 1431 г. и вовсе отсутствующее в окончательном приговоре (siс!), должно было поразить современников [32]. «Многие говорили и утверждали, — сообщает «Хроника Турнэ», — что из-за зависти французских полководцев и расположения некоторых членов королевского совета к Филиппу, герцогу Бургундскому, и мессиру Жану Люксембургскому стало возможным сжечь названную Деву в Руане без всякой иной причины и вины, кроме той, что во время всех ее побед она носила непотребное платье». Таким же видит повод