Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - Вячеслав Никонов

Но даже, наверное, не это стало главным в отношении Запада к советской власти. Впервые в истории в крупной стране к власти пришел режим, открыто отвергавший и бросавший вызов западным ценностям, нормам, образу жизни и при этом предлагавший собственную радикальную альтернативу, да еще в глобальном масштабе. Уже в декабре 1917 года госсекретарь США Лансинг сделал вывод (позднее уже никогда на Западе не менявшийся), что большевики бесчеловечны, бесчестны и беспринципны; они создают авторитарную систему, опираясь на силу; хотят свергнуть свободный капитализм и заменить его экстремистской формой пролетарского деспотизма. Для их свержения он считал возможным забыть (на время) о демократии и поддержать установление с помощью войск военной диктатуры, которая обеспечит стабильность и участие России в войне[3234]. Отношение ведущих западных стран к большевистскому режиму определилось еще до того момента, как он успел чего-то сделать.

После Октябрьской революции западные страны запретили своим представителям в Петрограде осуществлять официальные контакты с Лениным или Троцким. Были послы и посольства, но с властью они не общались, а в феврале 1918 года вообще переместились в Вологду. Запад стал рассматривать Россию как бессубъектную страну, где нет правительства, а есть только отдельные нелегитимные акторы. Лондон и Париж разделили сферы влияния на юге России (в английскую включались Кубань, Северный Кавказ и Закавказье, во французскую — Бессарабия, Украина и Крым) и начали оказывать прямую помощь генералам Каледину, Корнилову, Деникину и Алексееву. «Противники большевиков создали армии по нашему предложению и в значительной мере, несомненно, на наши деньги, — писал британский премьер Дэвид Ллойд Джордж. — Если бы не эти экспромтом созданные нами организации, немцы захватили бы все ресурсы этой страны и смогли бы таким образом свести на нет все значение нашей блокады. Немцы дошли бы до житниц Дона, до рудников Урала, до нефти Кавказа»[3235].

Весной 1918 года под влиянием союзников и решительно настроенных членов собственной администрации, и Вильсон дал добро на интервенцию. Впрочем, поначалу интервенция приняла весьма скромные формы. В марте в Мурманске по согласованию с местным Советом высадился небольшой англо-французский контингент для защиты порта и скопившихся там военных грузов от возможной немецкой атаки. Полномасштабная гражданская война начнется, когда чехословацкий корпус получит отмашку на мятеж.

Революции 1917 года и громыхавшую до 1921 года Гражданскую войну принято в последнее время объединять в один исторический акт, называемый Великой Русской революцией.

Событие действительно одно. Только в нем не было ничего великого, кроме трагедии страны и ее народа. Это была одна из самых драматических страниц отечественной истории. «Русская революция оказалась национальным банкротством и мировым позором — таков непререкаемый морально-политический итог пережитых нами с февраля 1917 года событий»[3236], — напишет в 1918 году Петр Бернгардович Струве. «Революцию я пережил трагически, как гибель того, что было для меня самым дорогим, сладким, радостным в русской жизни, как гибель любви, — описывал свои чувства Сергей Николаевич Булгаков. — Да, для меня революция именно и была катастрофой любви, унесшей из мира ее предмет и опустошившей душу, ограбившей ее»[3237].

За пять лет «Великой революции» экономика была отброшена на полстолетия назад. Страна понесла огромные территориальные потери в результате проигранной мировой войны. Последовавшая Гражданская война унесла 8 миллионов жизней. Погибла или была вынуждена покинуть страну значительная часть ее интеллектуальной, творческой, военной, предпринимательской элиты. «Что такое русская революция? Как осмыслить и понять эту ужасную катастрофу, которая нам, современникам и жертвам ее, легко кажется чем-то небывалым, доселе невиданным по своей опустошительности и которую и бесстрастный объективный историк должен будет признать одной из величайших исторических катастроф, пережитых человечеством!»[3238] — писал Сергей Людвигович Франк.

Главная революция 1917 года произошла в феврале. Именно тогда потерпела крушение многовековая российская государственность, существовавшая в форме Российской империи Романовых. Было много празднеств по поводу свержения «проклятого царизма». Пришедшее к власти правительство либеральной мечты сняло все ограничения гражданских прав, гарантировало свободу собраний и создания общественных организаций, отменила смертную казнь, разрешило неограниченное местное самоуправление. «От Радищева через декабристов, Герцена, «Народную волю», великих русских писателей, безымянные тысячи культурной молодежи, уходившей на каторгу во имя освобождения народа, через 1905 год и Государственную думу — прямая дорога вела к весенним дням 1917 года»[3239], — восторгался Керенский. Однако уже через насколько месяцев этого правительства не станет, у него не окажется защитников, к власти придет ультралевая маргинальная партия, которая установит свою безраздельную диктатуру. А Зинаида Гиппиус напишет стихотворение «Веселье»:

Блевотина войны — октябрьское веселье! От этого зловонного вина Как было омерзительно твое похмелье, О бедная, о грешная страна!

Какому дьяволу, какому псу в угоду, Каким кошмарным обуянным сном Народ, безумствуя, убил свою свободу И даже не убил — засек кнутом?[3240]

Вопрос вполне уместен. Действительно, что пошло не так? «Какого дьявола» большевики так стремительно и малой кровью смогли завоевать власть?

Конечно, дело не в мифических марксистских объективных предпосылках революций, приводящих производственные отношения в соответствие уровню развития производительных сил. Октябрь 1917 года полностью противоречил марксизму. Ведь согласно этому учению, пролетарская революция должна была стать конечным итогом индустриализации, а не наоборот, произойти прежде всего в высокоразвитых промышленных странах и только затем — в среднеразвитых, как Россия. Причины в другом.

Февральскую революцию подготовила и осуществила группа элиты — олигархической и интеллигентской, — воспользовавшаяся трудностями войны для установления собственной власти, при этом не понимавшая природы власти и той страны, которой намеревалась управлять. Отцы революции не вполне себе отдавали отчет в возможных последствиях разрушения государства и выпуска на волю раскрепощенной энергии масс, да еще в условиях тяжелейшей войны. В течение нескольких дней февраля — марта 1917 года исчезнет российская государственность, а с ней и великая страна.