Бей первой, леди! - Кирилл Казанцев

— Что-то случилось? — участливо спросил он, и женщина предсказуемо помотала головой. Ясное дело, делиться с чужим человеком она своими бедами не собирается, как и любой другой бы на ее месте. Но это с какой стороны подойти…

— С банком проблемы? — добавил Макс, показывая свою некоторую осведомленность в этом вопросе, женщина глянула на него и кивнула, отвела взгляд. Так, уже теплее, он для нее свой, поэтому едем дальше.

— Да уж давно все началось, следовало ожидать, — с умным видом произнес Макс, — теперь-то вообще непонятно, как выкручиваться.

И угодил в точку — тетеньку точно прорвало. Ей не терпелось поделиться с кем-нибудь своей тоской, а Макс, хоть и видела она его в первый раз, был с ней как бы заодно. И тоже пострадает, если банку придет конец, Левицкая обоих выгонит с работы, а этого страсть как не хочется! Привыкла уже тетенька к хорошим, а по местным меркам, огромным деньгам, и одета хоть не в платье за сто тысяч, а попроще, но все равно уровень заметен. И обувь хорошая, и некрашеная физиономия ухоженная, на пальцах и в ушках камешки поблескивают. Пусть мелковаты, по сравнению с бриллиантами Левицкой, но все же. И дома наверняка дите, а то два имеются, которых, как когда-то говорили, «поднимать надо». Выражение это Макс с детства ненавидел, сразу представлял себе перевернутый вагон, груженный почему-то шпалами, и орду теток в оранжевых жилетках, что этот вагон поднимают. Поднимают-поднимают, а он, подлый, снова валится, и шпалы из него сыплются… Но сейчас было не до аллегорий, и Макс внимательно слушал помощницу Левицкой.

— Я Елену Анатольевну предупреждала: и отчеты ей присылала, и анализ финансово-хозяйственной деятельности, как в динамике, так и прогнозный. И тренд составила, и уровень рисков… И я же теперь виновата, — тараторила Светочка, Макс сочувственно кивал, почти ничего не понимая. Тетенька исповедовалась дальше, из ее слов получалось, что Левицкая переложила заботу о банке на плечи управляющего, а тот вдову крепко подвел.

— На звонки не отвечает, дома его нет, жена полгода как за границу уехала и детей увезла. А теперь и этот пропал, а в банк сегодня люди в масках пришли, а с ними человек, и он заявил, что это его собственность…

Ух ты! Макс едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Угодила вдовушка, вляпалась по самое некуда. Маски-шоу ей сегодня показали, вернее, не ей, а сотрудникам, что отдувались и за сбежавшего управляющего, и за вдову. Макс представил себе офис банка, набитый вооруженными людьми, перепуганными клерками и посетителями. Получилось красиво и зловеще, он знал, что после таких вот визитов дни конторы сочтены: налоговая, ОБЭП (или как он теперь правильно называется?) от Левицкой не отстанут, вытряхнут все до копейки, и теперь вопрос в том, будет ли вдова бодаться за свой банк или сдаст его без боя. Но Светочка говорила дальше, и Макс понял, что ситуацию он малость не так понял.

За людьми в масках стоял конкретный человек по имени Волошин Михаил, и все, в том числе и Левицкая, отлично знали, что наезд рано или поздно состоится, весь вопрос был во времени. У человека за спиной ОМОНа были давние счеты со вдовой, он уже пытался раньше договориться с ней по-хорошему, но Левицкая мало того, что уперлась, так еще и выставила потенциального покупателя полным… парнокопытным. От предложения Волошину тогда пришлось отказаться, он на время отступился, о его существовании позабыли, зато он хорошо помнил о Левицкой.

— Управляющий от имени Елены Анатольевны сделки с ценными бумагами оформил, а они ничем не обеспечены, — шептала секретарь, — а Волошин их скупил, и теперь хозяйку в мошенничестве обвиняет, а это статья. Банку денег не хватит, чтобы с ним расплатиться, придется или активы продавать, или… — Светочка наконец всхлипнула, но так и не решилась произнести главное: «отдать захватчику банк».

— Волошин утверждает, что управляющий действовал по доверенности, Елена Анатольевна говорит, что ничего такого не подписывала…

«Ага, и подпись ее подделали злодеи», — Макс эту мысль озвучивать не стал, думал о другом. «Мазда» еле ползла по забитой машинами дороге, Макс молчал, позади Светочка деликатно сморкалась в бумажный платочек. Если бы ее там не было, Макс сдерживать бы эмоции не стал, а вслух бы восхитился находчивостью мужика и пожелал бы Левицкой всяческих неудач. Но эмоции быстро схлынули, едва Макс добрался до сути: вдове сейчас позарез нужны деньги, чтобы отбиться от рейдера, много денег, а их у нее нет, все на шубы и бриллианты ушло. Но выход есть — Юльке скоро исполнится двадцать пять, она получит доступ к своим швейцарским счетам. И последнее, что сделает, — это одолжит мачехе денег. И что у нас получается…

Получалось паршиво: вдове нужны деньги, взять их негде, если только воспользоваться Юлькиными. Та, естественно, откажет, и вдова останется ни с чем, и ей придется распрощаться с банком, да еще и Волошину этому должна останется. Крепко он ее за жабры взял, хорошо поддел, основательно, но Левицкая удар держит, так просто ее не взять. Доверенность существует, это ясно как день, вдова играла в свою игру, она не из тех, кто забывает о врагах, но Волошин где-то опередил ее. Может, и управляющий тут ни при чем, и не на Канарах он сейчас кости греет, а плавает в московской канализации, возможно, даже и фрагментами. Играла и просчиталась, а если учесть, что с Волошиным сцепилась она давно, то… Готовилась, сучка, это ты, Светочка, ошибаешься, готовилась твоя хозяйка, и дело у нее того гляди выгорит. И от Волошина избавится, и банк сохранит, и рыбку, как говорится, съесть, и на елку влезть… Все, вот теперь точно все понятно, больше сомнений нет. Один только вопрос остался: как она Юлькину смерть перед швейцарцами оправдывать собралась? И ведь придумает что-нибудь, гадина, придумает, к гадалке не ходи, если уже не придумала…

От резкого звонка мобильника Светочка вздрогнула и едва не выронила платочек, Макс потянулся к телефону, глянул на номер — звонил Рогожский. О, принесла нелегкая, уже из Москвы прилетел или летит, по пути указания раздает.

Макс нажал на зеленую кнопку, но сказать ничего не успел, из трубки донесся голос заместителя вдовы, негромкий, но полный плохо скрываемого бешенства. Заместитель Левицкой даже малость заикался, что водилось за ним только в минуты крайнего душевного волнения, и сейчас он переживал одну из таких минут.

— Еланский, — почти задушевно сказал Рогожский, — тебя где носит, мать твою? Быстро ко мне, у Юльки в комнате две гадюки или три, я не знаю. Или вообще десяток! Бегом, кому сказано!

Последние слова не сдержался — выкрикнул, рявкнул еще на кого-то, оказавшегося поблизости, и фоном Макс слышал Юлькин голос и крик Левицкой, потом что-то разбилось.

— Что с ней? — Максу тоже пришлось орать, чтобы перекрыть шум, но Рогожский до ответа не снизошел, отбился. Но Юлька там, она жива, тоже орет, но от испуга, и вообще до ее дня рождения еще две недели, так что ничего ей не угрожает. Не считая гадюк. «Ловко…» — Макс сжал руль, открыл дверь и, выглянув из машины, посмотрел вперед-назад: глухо, но слева есть просвет, можно вырваться. Позади засопели и всхлипнули, Макс глянул в зеркало заднего вида — Светочка терла глаза платком и испуганно смотрела на Макса. Черт, еще эта клуша привязалась, вот что с ней делать прикажете?