Что к чему - Михаил Веллер

Закон – это такое прокрустово ложе, где со стороны головы пристроена гильотина.

Должен д’Артаньян по законам чести вызвать оскорбителя на дуэль? А як же. А должны ему по законам Франции отрубить за это голову? Увы. Он-то, конечно, с помощью Дюма выкручивается, но головы реальных дуэлянтов при Ришелье летели горохом. И все были против бы – но Закон, понимаешь…

То есть. Фемида заведомо не видит конкретного человека. Закон служит справедливости и благу как бы по «закону больших чисел». Служит народу и стране в целом. И в целом выходит все более или менее правильно. А частности – ну что ж делать, издержки производства. Лучше ничего придумать невозможно. Судить по уму и совести – так ум и совесть возможны в вариантах, а уж взятка раздвигает диапазон этих вариантов до бесконечности.

Так: пока все ясно, пока все понятно, все само собой, к чему это ведется? Еще полминуты!

Люди не хотят мириться с несовершенством и после каждого казуса думают, не внести ли в Закон поправки. И начинают вносить. Умные. Четкие. Помогающие и уточняющие. И поправок делается все больше. И они начинают частично кое-где перекрывать друг друга. А там и кое в чем противоречить одна другой. Их вырастает лес. Ежемесячно выходят юридические бюллетени. Профессиональные юристы их ворошат и трактуют. Оп! – Закон превращается в дышло, вращающееся на шарнире. Группа изощренных юристов за хорошие деньги способна при помощи груд поправок и лазеек доказать все что угодно. Сильные и богатые опять прорвали сеть Закона. Но это бы ладно. Это всегда бывает. Сама вот сеть запуталась.

И вот сегодня в цивилизованных странах мы имеем прекрасный, гуманный, либеральный, детализированный, отточенный веками, справедливый Закон. Прекрасен его дух и каллиграфически выписана его буква. И что? Караул, вот что.

Все знают (ну, все, кому надо) руководителей наркокартелей. Они зарабатывают на смерти миллионов. Но убить их нельзя. Они могут десятилетиями смеяться над Законом и обходить его – а их по Закону не прихватить: свидетели исчезнут и т. д., а адвокаты всегда найдут лазейки.

За кражу ящика консервов, если ты при этом сломал фанерную дверь в ларьке, в России можно огрести восемь лет. За зверское убийство, доказанное, тоже можно обойтись восемью годами.

За дать по морде можно получить два года. За грамотно украсть миллион не получают ничего. Создатели пирамид обокрали миллионы людей безнаказанно. Но если ты с дробовиком пришел вышибить из гадов свои кровные деньги – ты в тюрягу и сядешь, да лет на десять спокойно.

Все это знают, нового тут ничего, кроме ответа на вопрос: как же это так получается, что народ выбирает себе правительство – и народ же получает законы, с которыми никто, никто не согласен?! То есть все согласны в том, что: да, так быть не должно. А дальше – расхождение: народ говорит: «Карать по справедливости!» – а власть сочувственно разводит руками: «Мы вас понимаем, но Закон не позволяет…»

А заменить законы нельзя? А почему-то не получается. Законодатели объясняют: измени – только хуже будет, другие злоупотребления полезут. А народ плюет злобно и мечтает о судах Линча, и к киллерам за справедливостью обращается.

А теперь переходим к выводам. О.О.О.О.О. Леонид Ильич, это олимпийские кольца…

Мы имеем неискоренимое, имманентное отчуждение Закона от человека. Вроде мы создаем его и сами, а вроде невозможно создать именно то, что мы хотим. Неизбежно получается немножко не то.

Вот это «немножко» – зазор, люфт между человеком и системой. Личностью и Государством.

Через человека и посредством человека государство создает законы для себя.

Надличностная структура порождает надличностный Закон. В свою очередь, надличностным Законом (традицией, обычаем, психологической установкой) порождается надличностная структура.

Пчела будет строить соты, муравей – муравейник, человек – государство. И плевать государству на любого конкретного человека, лишь бы их побольше и делали то, что надо.

Неизбежно надличностная сущность Закона – один из лучших показателей надличностной сущности Государства.

Поэтому наивен и неправомерен вопрос: «Государство для человека или человек для государства?» И чьи, значит, права первее. Почему «поэтому»?

Потому что «Пусть рухнет мир – но свершится закон». А иначе все равно – рухнет сначала закон, а потом и мир. Так ли?

Государство состоит из человеков, но человеки не могут без государства: любая шайка рэкетиров, грабящая крутого одиночку – уже прообраз государства. Банально?

Государство – это форма существования людей. Они существуют так не для того, чтобы им было получше. Они существуют так, потому что иначе не могут.

Люди могут жить только в форме сообщества, по законам сообщества и в целях сообщества, решая задачи сообщества.

Закон – это закон не для отдельной личности. Закон – это закон для сообщества. Кряхтят личности. А сообщество чегой-то делает.

По мере изменения государства меняется, понятно, и закон. Основы права могут оставаться те же. Но форма и механизм исполнения, степень наказаний, границы свобод личности – меняются, понятно. Заметьте – всегда с отставанием: реальный процесс делания дел стихийно опережает свое законодательное оформление. Законы всегда оказываются чуть устаревшими и несовершенными. (Приказное право при тоталитаризме мы сейчас, понятно, не учитываем, там любой бред законодательно предписать могут.)

И вот сегодня наша цивилизация имеет законы, способствующие ее исчезновению, самоуничтожению. Бессильные против убийц, мафий, наркоторговцев и высокопоставленных воров. Поощряющие бездельников и извращенцев. И т. д.

Во власти ли людей изменить эти законы? Каким образом выходит: каждый по отдельности против – а все вместе в сумме «за»?

Нам скажут про коррупцию политиков и технологии пиарщиков, но эти подструктуры – тоже объективные порождения человеческого сообщества.

Увы. Система прошла пик и вступила в фазу дегенерации. Ее институты размножились и стали с хрустом давить этажи. Ветвистый Закон превратился в лесной лабиринт – дом хищника. Дегенерация Закона – процесс объективный, соответствующий упадку базиса.

Не потому гибнем, что закон плох. А потому плох, что прошло наше время. В губительной дряблости закона – бессилие политической и социальной воли нашей цивилизации.

Все цивилизации рано или поздно гибли и спустя время уступали сцену другим. Этот упадок имел разные аспекты: экономический, военный, демографический, культурный, моральный. Имел и законодательный аспект. Без него никак. Безделье, шкурничество, бесплодный разврат и воровство неизбежно должны сопровождаться какими-то законодательными введениями, выключениями, послаблениями. Суровость и прагматизм закона периода подъема сменяется множеством крючкотворных параграфов и размыванием категорических запретов.

Мы имеем сколько-то связные представления о человеке в Истории только до тех глубин времен, когда была уже письменность и изрядная архитектура, но не раньше. А ими сопровождалось существование государства.