Пленница босса мафии - Екатерина Орлова

Она прикрывает глаза и улыбается, как довольная кошка. Я глажу уголок ее губ, а потом подаюсь вперед и нежно целую ее в это место.

– Я подыхаю без тебя, ― произношу между короткими поцелуями. ― Мне как будто отрубили руку. Или лишили глаза.

Мишель вытягивает губы и отвечает на поцелуй. Теперь он не жадный и судорожный. Он нежный и такой тягучий, что плавит мои внутренности. Как я смог прожить без нее столько времени? Это же просто невозможно. Я перекатываю Мишель на себя и подтягиваю выше, чтобы дотянуться до ее шеи. Она приподнимает голову, давая мне более удобный доступ. Член уже толкается в прижатое ко мне нежное бедро. Теперь я хочу заниматься любовью с Мишель, глядя ей в глаза, и говорить пошлости, наслаждаясь румянцем на ее щеках.

Мишель

Я смотрю на то, как Финн пытается не уснуть. Он лежит, забросив одну руку за голову, а второй обнимая меня и прижимая к своему боку. Его веки то и дело опускаются, но он снова и снова приоткрывает их, чтобы смотреть на меня, как будто боится уснуть, чтобы я не испарилась.

– Когда все это закончится?

Финн легонько кивает, как будто ждал этого вопроса. Хотя, думаю, все-таки он был готов к нему, потому что я спрашиваю об этом каждый наш телефонный разговор.

– Скоро, ― устало отвечает он.

– Финн, забери меня с собой.

– Нет.

– Ну что со мной случится в доме, в котором полно спецназовцев и мужчина, готовый порвать за меня кого угодно?

– Мишель, ― рычит он, но как-то очень мягко и ласково, ― я принял решение, и ты его не оспоришь. Прекрати повторять одно и то же.

– Но я не могу так больше, ― истерично пищу я.

– Господи, ― выдыхает Финн, проводя ладонью по лицу. ― Мишель. ― Финн резко опускает руку на кровать. ― Я не могу рассказать тебе всего, потому что даже простое знание о готовящейся операции ставит твою жизнь под угрозу.

– Здесь же нет прослушки и твоих приспешников. Не скрывай от меня ничего.

Финн качает головой, и я резко сажусь на кровати.

– Ты мне не доверяешь?! ― выкрикиваю.

Я знаю, что веду себя иррационально. Что своими истериками усугубляю положение Финна. У него должна быть светлая голова и трезвый рассудок, а я своим поведением заставляю его отвлекаться от основного. И иногда мне хочется треснуть себя по голове за то, что добавляю ему проблем; необходимость нянчить меня, возможно, даже усугубляет его положение. Но ничего не могу с собой поделать. Я уже практически год живу взаперти и страхе, и это сильно расшатало мою нервную систему. Я стала истеричной, неадекватной, какой-то… такой, которой никогда не хотела становиться. Из-за своей потребности быть любимой я всегда была удобной сначала для Мала, потом ― для Финна. А сейчас наконец хочу побыть собой хотя бы немного. Хочу быть рядом с любимым мужчиной, стать его надежной опорой. Но, похоже, опора ему как раз и не нужна. Только тело для снятия стресса.

– Мишель, прекрати истерику, ― цедит Финн сквозь зубы.

– Очень удобно, Финн, правда? Приехать, потрахаться, сбросить стресс и свалить. А что? Никуда она не денется, она же заперта в четырех стенах под присмотром. О, нет, под надзором, так это называется. ― Финн тяжело вздыхает и накрывает глаза ладонью. Что-то внутри меня щелкает, нехорошо так, и мне бы стоило подумать прежде, чем открывать рот, но меня уже несет. ― О, точно, я перестаю быть удобной, когда выражаю свое мнение, да? Жена должна быть молчаливым телом, в которое ты тычешь свой член, когда тебе вздумается. Должна улыбаться и принимать все, что ты ей скармливаешь.

– Чего ты хочешь?! ― выкрикивает Финн, подскакивая на ноги.

Он встает у кровати, положив руки на бедра. В другой ситуации я могла бы улыбнуться, что он выясняет отношения абсолютно голым. Или даже могла бы жадно пожирать взглядом его безупречное тело. Но сейчас я достигла точки кипения, поэтому полностью сконцентрирована на своих негативных чувствах.

– Хочу, чтобы все это закончилось! Хочу перестать жить в гребаной клетке, где не могу сделать нормальный вдох! Хочу наконец стать нормальной женой, а не тренажером для сброса напряжения!

Я начинаю задыхаться от истерики, слезы душат, и я непроизвольно хватаюсь за горло. Финн дергается вперед ко мне, но останавливается.

– Мне каждую ночь снятся кошмары, Финн, ― захлебываясь слезами, продолжаю я. ― Я просыпаюсь от собственного крика. Каждый раз ко мне стучится охранник и спрашивает, все ли хорошо. А потом я не могу нормально уснуть, пока не наступает рассвет. И дальше я сплю до полудня с открытыми шторами. Мне все время снится, что я не попала в Мерфи, и что ты входишь в тот домик в лесу, а он в тебя стреляет. И меня как будто держат за руки так крепко, что я не могу вырваться. Смотрю, как ты… как ты истекаешь кровью на моих глазах. И ничего! Ничего не могу сделать с этим!

Финн бросается вперед, становится на колени на кровать и притягивает меня к себе. Он молчит, но я всем телом и душой ощущаю его поддержку, безопасность в крепких горячих руках.

– Пожалуйста, ― прошу я, вцепляясь в его плечи и вжимаясь в него всем телом. ― Прошу тебя, не бросай меня тут одну, Финн. Я не выдержу еще больше времени в заточении. Не делай этого со мной.

Финн гладит меня по голове и прижимает к себе, пока моя истерика не сходит на нет. А потом он покрывает нежными поцелуями мое лицо, пока не добирается до губ. Поцелуи становятся настойчивее, горячее ― и уже через пару минут я лежу на спине и чувствую, как Финн медленно погружается в меня.

– Я люблю тебя, девочка моя, ― шепчет он в мои губы, двигаясь плавно, глубоко и так головокружительно медленно.

Он нежно обнимает меня, когда мы, утомленные занятием любовью, засыпаем далеко за полночь.

Финн

«Вызывай Мерфи ко мне. Переходим к следующей части».

Я отправляю Уолшу сообщение перед взлетом, блокирую телефон и откидываюсь на сиденье. Смотрю на пролетающий мимо асфальт взлетной полосы частного аэропорта, и думаю о том, что совсем скоро Мишель проснется и проклянет меня, на чем свет стоит. Мы заснули почти под утро, и уже через считанные часы я выскользнул из теплого кокона наших тел и одеяла, чтобы свалить по-тихому. Под покровом ночи еще до рассвета, я выскользнул из спальни, прихватив свою одежду. Позвонил одному из охранников Мишель, вызвал своего спеца на машине, оделся и ушел. Да, не поцеловал Мишель, не поговорил с ней. Потому что знаю, что так будет лучше. Наверное, я эгоист и просто хотел убежать до того, как жена в очередной раз бросит в меня оправданным обвинением в том, что я снова заточил ее, как принцессу в башне.

Мишель находится на той стадии, когда даже самые здравые аргументы не будут адекватно восприняты. Сейчас она больше, чем обычно, подвержена эмоциональным всплескам. И это закономерно и понятно. Человек, запертый в четырех стенах, просто не способен трезво оценивать ситуацию. На него давит вынужденное заключение и отсутствие свободы. И я понимаю Мишель. Но еще больше я понимаю, что, если сейчас не довести операцию до конца, нам не будет покоя ни в этой стране, ни в какой другой. Пока дерево не будет выкорчевано с его гнилым корнем, дело не завершено. А, значит, о безопасности моей и Мишель говорить не приходится. Так что я иду на вынужденные меры, как бы больно мне самому ни было от того, как я воплощаю в жизнь разработанный план.