90-е: Шоу должно продолжаться - Саша Фишер

— Да простит меня Сэнсей, что я нарушаю его медитацию, — смеющимся голосом произнес Шутихин. — Но на мой приземленный взгляд сейчас настало самое подходящее время, чтобы выпить и закусить!

— Благодетель! — Сэнсей молитвенно сложил руки, все как-то разом расслабились и заговорили. На столах появились бутылки, стопки, стаканы и тарелки с закусками — колбаска, копченая мойва, сыр, хлеб. Все это было ровненько нарезано и так мастерски разложено на тарелках, что инстаблогеры из века двадцать первого удавились бы за право сфотографировать этот натюрморт.

Но время фотографирования еды еще не наступило, так что применяли ее по назначению.

Компания «своих» была не такой уж и маленькой, человек двадцать-то точно осталось. Но помещение было настолько большое, что все равно казалось почти пустым.

На девушку я обратил внимание еще во время концерта. Как-то она выделялась из остальной публики. Остальные девушки, которых я здесь видел, относились к двум ярко противоположным видам. Вульгарные шлюшки, с макияжем до ушей, кричаще коротких юбках, ажурных чулках и залитым лаком начесом. И сонные хиппушки, с длинными распущенными волосами, в клетчатых рубашках и джинсах. А она была другая. В юбке в складку до колен, белой блузке, длинные волосы аккуратно заплетены в косу. И в очках. Хотя, кажется, ее глаза в них не особенно нуждались. Косметики на ней было… но самую малость. И еще я не смог сходу определить, к какой компании она относится — к музыкальной или художественной. Ее вроде бы все знали, но не сказать, чтобы она была близка к тем или другим.

Хотя, парочка подпивших товарищей пытались приземлиться рядом с ее креслом с вполне понятными намерениями. Девица была красивая. Но подкатывали они как-то вежливо и осторожно. У девочки серьезный папа? Или она — чей-то плюс один?

— А это кто? — тихо спросил я у Бельфегора. Понятно, что рискую заполучить удивленный взгляд, если это какая-то известная персона, и я, в смысле, Вова-Велиал знаком с ней еще с детского сада. Но нет, Бельфегор не удивился.

— Это Ева Михеева, девушка Яна, — отозвался он. — Учится на истфаке, на два курса старше меня.

— Цепеллина? — я покрутил головой, в поисках квадратной рожи солиста самой мажорной новокиневской группы. — А сам он куда делся?

— Не знаю, вроде ушел, — Бельфегор пожал плечами и отвлекся от разговора, потому что Сэнсей взял гитару. Теперь уже сам. Часть музыкантов его группы тоже покинуло студию, но с ними все было понятно — ребята вышли в обществе тех самых «хиппанутых» девиц, так что их планы на эту ночь были кристально-прозрачны. Бородатый Боржич, который их сюда привел, тоже ушел. Как и Евгений Банкин. Причем последний, что меня удивило, был, кажется, даже не в курсе, что здесь что-то затевается. И его никто не поспешил об этом уведомить.

Хм. Интересно. Вроде бы он в авторитете, а вроде и нет…

Ну что ж, самое время наводить мосты. Подобные ламповые посиделки для этого подходят практически идеально.

Из вежливости я послушал одну песню Сэнсея, потом удалился на кухню. Где сидел Шутихин, один из его друзей-художников, невысокий толстячок в слишком маленьких для его широкого лица очочках, и щуплый паренек с длинными волосами, похожий на подростка. Его я уже точно видел раньше, на «Рок-провинции». Он играл на бас-гитаре в какой-то группе. Запомнил, потому что он много шутил о басистах.

Болтали тут неожиданно про политику. С лампово-ностальгическим уклоном. Хозяин квартиры вспоминал про свое детство, и шутливо признавался, что совсем не обрадовался, когда началась перестройка.

— Вы только не говорите никому, а то ведь заклюют! — со смехом говорил он.

— Папа, ты же не всерьез это говоришь? — возмущенно взвился басист. — И ты бы променял свободу на всеобщую уравниловку?

— А я не знаю, Дениска, серьезно я говорю или нет, — развел руками художник. — Как есть, так и говорю. Мне нравилось жить при Брежневе. Как-то просто все было, вольготно так. Не как сейчас, что ни день, то новые сюрпризы. Того и гляди, проснемся, а Советского Союза уже нет.

Щелк. Денис Шутихин, сын Геннадия Шутихина. Я мысленно записал парня в свою «книжечку». Басист. Нам бы неплохо обзавестись басистом. Не хватает нашим «сатанинским песенкам» низких нот. Кроме того, у его отца есть такое замечательное помещение.

— У меня отец тоже с ностальгией Брежнева вспоминает, — сказал я и подмигнул Денису. — Кстати, я Вова. Ну или Велиал. Мы встречались на «Рок-провинции».

— Да, точно! — вспомнил басист. — Ты еще анекдот какой-то смешной рассказывал.

— Возможно, — хохотнул я. — У меня все воспоминания слегка… эээ… перемешались.

— Да, такая же фигня! — отозвался Денис. — Выпьем?

— Обязательно! — поддержал я.

Через минут десять мы уже были хорошими приятелями. Дэн рассказывал мне, как они с группой ездили в Усть-Пристанский район, давать концерт в деревне и ввязались в драку с местными. А его телефон был записан в мою записную книжку.

Потом я переместился поближе к Конраду и ребятам постарше, из тех, что вращались вокруг «Парка культуры и отдыха». Те пили напитки покрепче и обсуждали какие-то музыкальные примочки и некоего Дрына, который эти самые примочки из-под полы продавал. Я влез в разговор, затребовав контакты, потому что я и сам в каком-то смысле музыкант, кто знает, что пригодится. Контакт мне выдали, и подпивший уже Конрад, теперь не постеснялся вспомнить историю про Астарота, которую трезвым мне рассказывать не стал.

— Вова, ты вроде хороший же парень, как тебя угораздило-то? — спросил он, отечески похлопав меня по плечу. — Вам бы гнать его надо из группы, с таким солистом вы хрен куда пробьетесь.

— А что, что такое? — спросил другой музыкант из «Парка культуры и отдыха», с длинными волосами, собранными в хвост, и длинными вислыми усами, как у казака из мультика.

— Да понимаешь, концерт был в ДК профсоюзов, и туда каким-то образом затесался этот их Астарот, — Конрад снова похлопал меня по плечу. Теперь уже скорее указывая, чей именно Астарот. — Они не выступали, просто он за кулисы пролез и там тусовался, мешаясь у всех под ногами. А там концерт был ламповый, для пенсионеров и внуков. И в перерыве этот Астарот вылез на сцену схватил микрофон и начал орать что-то про Сатану. Его, ясное дело, культурно со сцены выпроводили, публику успокоили, а он устроил истерику, сел у двери и разрыдался. Натурально, как телка. Мол, мы все продажные, на сцену выпускают только рукопожатых, настоящему таланту не пробиться. Гоните его взашей, Вова, он вас на дно тащит!

— Люди меняются, — дипломатично сказал я. Но в голове щелкнула моя упертость. Спорить сейчас с Конрадом я не стал, но решил, что это мы еще посмотрим. Астарот, конечно, так еще заноза, но вот кого гнать, а кого нет — это я уж как-нибудь сам