Дочь пирата - Роберт Джирарди

— Они переправляются через пролив на плотах, сделанных из старых камер, или на бочках из-под масла, — сообщила Крикет, перекрывая шум мотора. — Наиболее здоровых мы загоняем в барак и продаем, но они все равно продолжают приплывать. Рабство им милее, чем массовая резня в Бупанде.

Уилсона бросало то в жар, то в холод, боль в коленях стала настолько невыносимой, что он с трудом дышал. Голос Крикет то усиливался, то пропадал, как звук в испорченном радиоприемнике. Потеряв сознание, он упал на рваную обивку сиденья, словно войдя в грязную воду, опустился на дно цвета человеческих несчастий.

На карнизе, за противомоскитной сеткой, сидела обезьянка и чирикала, как птичка. Она была размером с белку: шелковистая оранжевая шкурка, черный хвост и черный хохол на макушке, как у индейца-могавка. Обезьянка ела манго, она быстро и нервно откусывала кусочки, поворачивая лапками зеленый фрукт, — так человек обгладывает початок кукурузы. Уилсон наблюдал за обезьянкой, пока нестерпимая боль не взяла свое. Он с трудом перевел дыхание. Обезьянка выронила лакомство, изобразила на мордочке удивление и завыла, как сирена. По мощности звук, пожалуй, превосходил свой источник раз в десять.

— Черт бы побрал этих обезьян-ревунов! — услышал Уилсон мужской голос из соседней комнаты. Он попробовал оглянуться, но не смог из-за боли в суставах. Когда он снова посмотрел за окно, обезьянки и след простыл.

В комнату вошел высокий сутулый мужчина в белом, хотя и грязноватом, докторском халате. Это был европеец лет сорока. Продолговатое лицо, редкие каштановые волосы, пористый нос, столь крупный, что в него можно вогнать целый грузовик. Мужчина сел рядом с кроватью, и Уилсон почувствовал сильный запах перегара. Мужчина сначала приложил мягкую руку ко лбу Уилсона, затем осмотрел глаза и простукал грудную клетку.

— Вы доктор? — спросил Уилсон и поразился слабости своего голоса.

— Разумеется, — выдохнул доктор очередную порцию перегара.

— Да вы пьяны, — диагностировал Уилсон. Доктор помахал рукой у рта:

— Я всего лишь во хмелю. Это единственный способ выжить в этом пиратском аду.

У Уилсона снова заболели колени.

— Что я здесь делаю?

Доктор прикоснулся к его руке, жест был ни дружелюбным, ни враждебным.

— Завтра скажу. А пока отдыхайте. — Доктор извлек откуда-то шприц, сделал Уилсону укол в мягкое место и удалился.

Уилсон впал в наркотический сон. Ему привиделось, будто он, прикованный цветными цепями к пальме на песчаном берегу моря, стал похож на рожок мороженого с ванилью и шоколадом. Пришел человек, напоминающий доктора, в одной руке длинный скальпель, в другой — что-то вроде помеси обезьяны с волком: когтистые лапы, грива медного цвета и огромные, влажные, невинные глаза. Именно глаза делали животное очень опасным. Человек вырезал прямоугольное отверстие в животе Уилсона, засунул туда бастарда и наложил швы. Вскоре Уилсон почувствовал, как скребут острые коготки, как кусают такие же острые зубки, и понял: зверюге потребуется немного времени, чтобы вырваться на волю.

Уилсона разбудили шафрановые лучи утреннего солнца. Он потянулся, почувствовал, что суставы не болят, откинул противомоскитный полог, сел на белоснежной кровати и огляделся. Стены комнаты покрашены в терракотовый цвет, под потолком кремовый бордюр. Большое окно выходит на дворик, выложенный кафельной плиткой. Ротанговая пальма, колеблемая раскаленным бризом, бросает на окно тень. В комнате старый шкаф, туалетный столик и инкрустированный стол, на котором ваза с гранатами. Около двери хорошая репродукция картины художника девятнадцатого века Леона Жерома «Бассейн в гареме». Женская атмосфера, приятная и знакомая. Констатировав это, Уилсон снова лег.

Когда освещение слегка изменилось, здоровенная негритянка принесла поднос с супом, щедро заправленным специями, с хлебом и терпким молоком, по-видимому, козьим. Некоторое время спустя явился доктор, от него опять пахло перегаром. Он осмотрел глаза Уилсона, измерил пульс и прослушал легкие.

— Сегодня вы едите, — отметил доктор, прижимая пальцем пульсирующую вену у себя на носу. — Это хорошо. И выглядите значительно лучше.

— Спасибо. А что со мной? — поинтересовался Уилсон.

— Раз вы предлагаете поговорить, значит, не будете против, если я приготовлю что-нибудь выпить?

Прежде чем Уилсон успел ответить, доктор исчез. Вернулся он, держа в руке стакан розового джина со льдом.

— Я бы и вас угостил, но в вашем положении… — Он с жадностью сделал большой глоток и вытер губы тыльной стороной руки. — Вот почему мне нравится работать здесь, на холме. Великолепная выпивка. Найти хороший напиток там, внизу, трудно.

— Ладно, — смирился Уилсон.

Доктор допил джин и поставил стакан на инкрустированный стол.

— У вас была разновидность лихорадки денге, распространенной в экваториальном поясе Африки. Туземцы называют ее кадинге пвепе, буквально «окоченевшее колено», она поражает коленные суставы — учтите, недельку-другую вы будете ходить как на шарнирах. Разновидность, которую вы подхватили, я назвал своим именем — денге Бурсали. Похоже, она отличается от лихорадки, распространенной на континенте, и существует только на этом проклятом острове. Переносится она вирулентной бактерией. Помимо прочего, она воздействует на нервную систему, особенно на последних стадиях, если не применять надлежащее соотношение мочегонных средств и антибиотиков, что также является весьма необычным. Мне хотелось бы написать статью на эту тему для какого-нибудь медицинского журнала, но… — Доктор пожал плечами в сугубо галльской манере. — Я здесь на положении пленного, пираты не позволяют мне публиковаться.

Уилсон перевел взгляд на потолок, пытаясь разобраться в сущности сказанного.

— Сколько времени я был без памяти?

— Около месяца. Вы были в полном бреду, когда вас доставили сюда. Теперь вы снова здоровы, благодарение Богу. Иначе не сносить бы мне головы.

Уилсон было заулыбался, но потом понял, что доктор отнюдь не шутит, и смахнул улыбку:

— Да что вы…

Бурсали взял пустой стакан, посмотрел внимательно на тающие кубики льда и со вздохом поставил на стол:

— Ваша любовница Пейдж высказалась по этому поводу очень ясно. Она ушла в рейд вместе с отцом — это последняя возможность перед началом сезона дождей — и оставила вас на моем попечении. «Если он не поднимется до моего возвращения», — сказала она и провела рукой по шее. Уверяю вас, это не дурная шутка. Прежний доктор, Рейми, неправильно диагностировал злокачественную опухоль, и вы знаете, что они сделали с ним?

— Нет.

— Они закопали бедолагу по шею, измазали лицо медом и вывалили кучу красных муравьев.

— О Боже! — простонал Уилсон.

— Рейми выжил, — успокоил его доктор, — но уже никогда не был таким, как раньше. Я буду навещать вас ежедневно, хотя бы только для того, чтобы убедиться, что вы не наступили на осколок стекла или не простудились, описавшись в кровати.