Магия имени - Инна Бачинская

На улице он заботливо придержал ее за локоть, когда она оступилась. Вика рассмеялась – это же надо, как ее развезло! Она откинулась на сиденье машины и закрыла глаза, чтобы остановить кружение предметов.

* * *

Вика с трудом приходила в себя. Ее сотрясала дрожь – в помещении, где она находилась, было темно, холодно и сыро, пахло плесенью и влажной землей. «Как в склепе», – подумала девушка. Она лежала на спине на жесткой поверхности – на полу? Попытавшись встать, она поняла, что связана. Движение отозвалось болью во всем теле, и она застонала. Ныли связанные руки, затекли спина и шея. Где она?

Мрак слегка рассеялся, и она увидела бледную вертикальную полоску очень узкого окна справа. Не сразу Вика поняла, что окно закрыто портьерой, а может, заколочено. И от вида этого жуткого окна, от мерзкого удушливого запаха нежилого помещения и связанных рук ее окатила жаркая волна ужаса. Она вспомнила ужин в кафе, мальчика… Мальчик? Сексуальный маньяк? Не может быть! Он такой… чистый! Он не похож на маньяка! Маньяки не такие… А какие? Они провели приятный вечер, много смеялись, и он ни словом, ни взглядом не вызвал в ней сигнала опасности, а ей ли с ее опытом не распознать истинной сущности любого мужика? Неужели он притворялся? Так притворяться нельзя. Он сказал, что отвезет ее домой, усадил в машину и… дальше Вика ничего не помнила. Пустота. Дурацкая шутка… насмотрелся фильмов ужасов, заигрался в свои компьютерные игры. Она цеплялась за спасительную мысль о нелепой шутке, но тоска смертная уже заползала в сердце.

«Спокойно, спокойно, – повторяла она, облизывая сухие губы. – Я жива, это главное. Поганец, опоил меня какой-то дрянью! Если бы удалось развязать руки… Без паники, Вик, без паники! Ты попадала и не в такие переделки! Вспомнить хотя бы ту озверевшую пьяную компанию… в новогоднюю ночь… Успокойся!»

Она подергала зубами веревку, стягивающую запястья. Безнадежно. Что же делать? Если бы рядом была острая поверхность… как в фильме, где жертва перетирает путы… Она попыталась сесть. В склепе, как она окрестила помещение, стало светлее. Видимо, глаза привыкли. Или рассвет наступил. Окно проступило отчетливей. Ее не хватятся несколько дней… завтра и послезавтра у нее выходные.

«Зачем? – думала она в отчаянии. – Пугает? Ну, не может же он на самом деле… такой славный мальчик… знаком с Наташей… когда же это было? Лет пять-шесть назад…»

Она вздрогнула от звука открываемой двери. На пороге стоял человек. Лицо его оставалось в тени.

– Послушайте, – сказала Вика, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, – что происходит? Сию минуту развяжите меня! Что за шутки?

Человек в дверном проеме не пошевелился. В его неподвижности и молчании она почувствовала приговор.

Только не молчать, думала Вика лихорадочно. Только не молчать! Она ведь актриса, у нее великолепный голос. Говорить, говорить… неважно, что… Главное – не молчать! Если он псих, то слушает не смысл, а интонацию!

– Послушайте, развяжите меня! – сказала она громко. – Пожалуйста! У меня затекли руки. Мне больно. Развяжите меня, и мы поговорим. Где-нибудь в другом месте, где не так холодно и сыро. Наталя была моей подружкой… мы с вами знакомы целую вечность, правда? Пожалуйста!

Человек подошел к ней и сильно ударил ее ногой, обутой в грубый башмак с металлическим рантом. Вика закричала и попыталась откатиться в сторону. Она испытывала уже не страх, а животный ужас. Удар следовал за ударом.

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу! – кричал мужчина истерично, и за каждым новым «ненавижу» следовал удар.

– За что? – простонала Вика. – За что?

Боль была такой сильной, что она на мгновение потеряла сознание.

– Дрянь! Я уничтожу ваше подлое грязное гнездо! Из-за таких, как ты… Париж… Ты не выйдешь отсюда! Падаль! Заразная падаль! Ненавижу! Ненавижу!

Исступленный высокий голос метался по помещению, отражаясь от стен и потолка. Заметив, что она без сознания, мужчина выбежал из комнаты и через несколько минут вернулся с ведром воды. Вика очнулась от ледяного потока, льющегося в лицо. Она захлебнулась и закашлялась. Новые удары, боль… которая сводит с ума.

– Не убивай, – простонала она, – я… я все… что хочешь… пожалуйста… пожалуйста…

Мужчина стоял над ней, грудь его бурно вздымалась. Бешенство постепенно отпускало его. Он чувствовал усталость, пустоту и печаль, как всегда, после… Голова его кружилась.

– Я тебя ненавижу, дикий лебедь! – сказал он почти спокойно, медленно, с трудом выговаривая слова. – Я ненавижу вас всех, дикие лебеди! Я объявляю вам войну! Священную войну! – Он со всхлипом перевел дыхание. – Всех до одного! Да!

Он поднял голову к потолку и закричал протяжно, с переливами, подражая крику птицы:

– У-у-у-и-и-и-у-и-и!

«Какие лебеди? – думала Вика, умирая, не чувствуя больше ни боли, ни страха, ни сожалений, а лишь безмерное удивление. – Какие лебеди? Почему?»

– Ши-Бон, – сказала Инга, – я нашла кое-что!

– Инга, – заявил Шибаев, – я подохну, если не увижу тебя. Я приеду через сорок минут. Жди меня не на остановке, а за школой. Там, где березовая роща. Поняла?

– Ты предлагаешь мне покинуть наблюдательный пост?

– Не предлагаю, а приказываю! Ясно?

– Ясно! Я тоже соскучилась. Если ты не появишься через сорок минут, я уеду автобусом, и мы разминемся.

– В березовую рощу шагом марш! Стоять и ждать меня. Через тридцать минут буду.

Они накупили еды в гастрономе напротив шибаевского дома. Бросив пакеты прямо в прихожей, забыв включить свет, Шибаев стиснул Ингу в объятиях, она встала на цыпочки и подставила ему губы.

– Я люблю тебя, – твердил Шибаев. – Я тебя очень люблю! Я тебя так люблю, что… что… Я люблю тебя!

Он повторял снова и снова, что любит ее, отмечая краем сознания, как легко произносит слова, которые не говорил еще ни одной женщине. Инга стала частью его самого, он уже не верил, что не знал ее всю жизнь. Желание видеть ее постоянно, дотрагиваться до нее, слышать ее голос, смотреть, не отрывая глаз, как она одевается, пьет кофе, накрывает на стол, смеется, желание заласкать и зацеловать ее достигло такого накала, что Шибаев не мог думать ни о чем другом.

– Инга! Девочка моя любимая! Ненаглядная, родная, чудо мое!

Он произносил эти слова постоянно, обращался к ней в мыслях, разговаривал с ней, безумно скучал, даже назвал Алену, попавшуюся ему во дворе, Ингой и покраснел, как мальчик…

«Неужели так бывает? – думал он. – А если бы я не пошел в зоопарк с Павликом или пошел туда в любой другой день, и мы бы не встретились… И я бы так никогда и не узнал, как это бывает…»

Если бы… если бы… Что толку раздумывать, что было бы, если бы случилось не так, а этак… Судьба – сумасшедший изобретатель вечного двигателя, и пытаться доискиваться смысла и логики в ее выкрутасах – пустое занятие.